Итоги Итоги: Итоги № 46 (2013)

— А когда к вам пришла настоящая известность?

— В конце 1974 года слухи об «Арсенале» дошли до сотрудников посольства США, занимавшихся вопросами культуры. Секретарь посольства Мэл Левицки достал где-то мой домашний телефон и просто позвонил мне. Сказал, что слышал о нашей концертной версии оперы Jesus Christ Superstar, попросил исполнить ее в католическое Рождество перед дипломатами в доме американского посла Спасо-Хаусе. Выступление должно было быть записано и передано по «Голосу Америки».

— Вы легко согласились?

— Уж больно заманчивым было предложение. Хотя и рискованным. Ведь заканчивались такие истории по-разному. Если советский гражданин уже был известен за рубежом, его открыто не трогали, но перекрывали кислород по всем жизненным вопросам как врагу народа. А если такой известности не было, его могли тихо убрать.

— Но вы в Спасо-Хаусе все-таки сыграли.

— Это было принципиальное решение. Перед концертом меня представили послу Уолтеру Стесселу. С первых же звуков аудитория взорвалась аплодисментами. На лицах было изумление, ведь на Западе СССР представляли в виде тайги и гуляющих по улицам городов медведей. Наше волнение как рукой сняло, а я испытал такой прилив патриотизма! Ведь мы поднимали авторитет нашей страны — России, а не СССР — в глазах иностранцев. После этого «Арсенал» приобрел известность не только в Советском Союзе, но и за океаном.

— Как у «Арсенала» складывались отношения с фирмой «Мелодия»?

— Даже в статусе официально-филармонического коллектива «Арсенал» был наполовину под запретом. Нам не разрешались записи на «Мелодии», концерты в Москве, теле- и радиотрансляции. Тем не менее на гастролях в Риге в 1977 году мы умудрились тайком записаться на местном отделении «Мелодии». Эта запись легла на полку до лучших времен. И вот эти времена наступили. В стране началась подготовка к Олимпиаде-80, а значит, иностранным гостям надо было что-то показывать, кроме развесистой клюквы. Нам разрешили играть в Театре эстрады, а заодно и выпустили первый альбом «Арсенала», достав с полки запись 1977 года. Постепенно отношения с «Мелодией» наладились, поскольку издавать альбомы «Арсенала» оказалось выгодным.

— У вас были друзья в официальных музыкальных кругах?

— Несмотря на разницу в семь лет, я был в дружеских отношениях с Юрием Сергеевичем Саульским — замечательным человеком, который помог мне в жизни по-крупному несколько раз. В 1976 году он организовал прослушивание «Арсенала» в комиссии при Минкультуры, чтобы сделать ансамбль официальным, филармоническим. Если бы не Саульский, мы бы так и сидели в глухом подполье. Потом, будучи руководителем джазовой секции Союза московских композиторов, он умудрился принять меня в члены союза. И это притом что у меня не имелось высшего музыкального образования. Кроме того, для первого издания книги «Советский джаз» Юрий Саульский написал статью обо мне и «Арсенале». Нередко он шутя называл себя главным «козловедом».

— Вы ведь дружили и с Василием Аксеновым?

— Дружил, и наша дружба растянулась на многие десятилетия. В некоторых своих произведениях он выбрал меня в качестве прототипа непродажного джазмена. В романе «Золотая наша Железка», а позднее в романе «Ожог» фигурирует саксофонист по имени Самсон Саблер. А в романе «Остров Крым» Вася упоминает меня под моим собственным именем. Должен признаться, что аксеновская способность к всепрощению помогла мне избавиться от тотальной ненависти ко всему советскому.

— Как это?

— Джазмены не имели никаких перспектив в сталинско-хрущевско-брежневские времена. Поэтому у меня не оставалось тогда иных чувств, кроме ненависти и презрения к совку. Позднее, когда монстр рухнул и мы оказались на свободе, стало приходить прозрение. Стало ясно, что существовать дальше, ненавидя все советское, значит продолжать жить в этом самом совке. После ухода Васи из жизни я написал эссе под названием «Поверх ненависти», посвятив его памяти Аксенова. На его примере я понял, что никогда не покину Россию, не сбегу, не эмигрирую.

— Он сам оказался в эмиграции невольно, его просто выдворили из СССР. Вы об этом?

— Да, это случилось в 1980 году. Аксенов, прибыв в Штаты, прислал мне открытку с зашифрованной подписью Baks. В то время у нас не знали, что доллары в Америке зовутся «баксы». Первое время, живя в Нью-Йорке, он хорохорился, пытаясь убедить себя в том, что он американец. А затем все-таки решил вернуться к своей многомиллионной аудитории, к той популярности, которая сопутствовала ему на родине. Кроме того, на примере Василия Аксенова и некоторых известных джазовых звезд я понял, что политические игры не для меня. Я старался держаться в стороне от диссидентского движения, никогда не подписывал никаких писем, понимая, что, делая свое дело, я принесу России гораздо больше пользы, чем ввязываясь в чьи-то рискованные политические игры. И был страшно горд, когда Вася в октябре 2005 года на вечере в клубе «Форте», где я отмечал свое 70-летие, прочел посвященное мне стихотворение «Эпистола юбиляру».