Сергей Эс: Посмертная речь Сталина

…Никите Сергеевичу показалось, что в большом зале приглушили свет. Сидящие перед ним делегаты вдруг отчего-то стали плохо видны, будто все помещение подернулось серой вуалью. Он испуганно взглянул на лампу, освещавшую трибуну. Она тоже будто потемнела.

Однако в освещении оратор не сомневался. Он быстро понял, что это потемнело у него в глазах. Причиной этого была бумажка, лежавшая прямо перед ним поверх больших машинописных листов доклада. Ее, возможно, положил на трибуну дежурный секретарь, который совсем недавно подходил к ней.

Теперь он оторопело смотрел на маленький листочек. Было от чего потемнеть в глазах. На бумажке была выведена невероятная надпись:

«В президиуме сидит СТАЛИН!!!».

Именно так. Слово «Сталин» было выведено большими… нет… огромными буквами. И три восклицательных знака.

У докладчика перехватило дыхание. Его взгляд испуганно забегал по сидящим в зале делегатам съезда. Увиденное повергло Первого секретаря в шок. Присутствующие смотрели не на него. Их взгляды были обращены к кому-то другому, кто находился за спиной Никиты Сергеевича.

Не защищенный волосами затылок словно почувствовал жар, веющий оттуда. Докладчик застыл на месте и некоторое время простоял в неудобной сгорбленной позе.

В зале царила гробовая тишина. Делегаты будто забыли о докладе, никак не реагируя на молчание лидера партии и государства.

Однако Никита Сергеевич не был бы Никитой Сергеевичем, если бы быстро не совладал с собой. Он не был мистиком, не верил ни в Бога, ни в потусторонние миры, ни в воскрешение.

Сталин уже три года как умер. Именно умер (к докладчику стало возвращаться самообладание), а не исчез, не спрятался, чтобы… (Пот все-таки покатился по лысине. Никита Сергеевич полез в карман за платком.)…Не спрятался, не скрылся, чтобы вдруг объявиться сейчас живым и здоровым. Никита Сергеевич сам много раз осматривал труп, сам хоронил, сам… (волнение все же сказывалось)…сам посещал его в мавзолее…

Что за дурацкий розыгрыш!!! — Никита Сергеевич неожиданно вспылил. Он сверкнул взглядом за кулисы, куда мог скрыться дежурный секретарь съезда.

Куда он, собака, делся?!

Возникло желание покрутить головой в поисках пропавшего шутника, однако Никита Сергеевич быстро осадил себя: «Не хватало еще! Подумают, что я оглядываюсь на президиум, потому что поверил…».

Он скомкал злосчастную бумажку и отшвырнул ее в сторону.

Зал будто вздохнул. Во всяком случае, так Никите Сергеевичу показалось.

Ну что ж! Сейчас он приведет всех в чувство!..

На дворе стоял 1956 год. Проходило последнее заседание двадцатого съезда партии. Охрипший и вдруг взвинтившийся голос докладчика снова стал долбить сидящих в зале. Никита Сергеевич уже не поднимал взгляда от листов бумаги. Однако тон его выступления изменился. Если еще несколько минут назад он зорко следил за залом, взвешивая реакцию делегатов на свои слова, то теперь перешел почти на скороговорку. Неясный страх вдруг стал ощущаться в каждом его слове. Хрущев говорил о Сталине, о массовых репрессиях, о зверствах вождя, о культе личности.

Неожиданно докладчик сделал паузу. Он стал перебирать рассыпавшуюся по трибуне бумагу. И вот в его руках появился небольшой машинописный листок.

Взгляд Никиты Сергеевича застыл на этой бумажке. Видно было, что докладчик что-то напряженно и в то же время растерянно вспоминал.

Наконец его брови дернулись. Вспомнил!

Он торопливо выкинул руку с листком вперед.

— Вот!

Слушатели никак не отреагировали на его жест, с напряжением ожидая последующих слов.

— Когда волна массовых репрессий в 1939 году, — почти на крик перешел докладчик, — начала ослабевать, когда руководители местных партийных организаций начали ставить в вину работникам НКВД применение физического воздействия к арестованным, Сталин направил 10 января 1939 года шифрованную телеграмму секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам Управлений НКВД.

Хрущев многозначительно помахал бумажкой.