Алексей Туробов: Америка каждый день

Похвалился в компании американцев своими манипуляциями. Они одобрительно посмеялись. «Это что! — заметил один. — Я как-то елку живую умудрился сдать после Рождества».

Заметил, что мне как-то тягостно ходить в магазин, даже за мелкими покупками. Потом понял: ужасно не хочется искусственную улыбку перед продавцом изображать. А это обязательно. То есть предполагается. Если нет — ему-то все равно, а сам чувствуешь себя unfit — «невписанным». Что неприятно, убеждай не убеждай себя в глупости условностей.

Как хороши русские злые продавщицы. Берешь у них полкило «Подольской»…

В магазинах покупатели, проходя с каталками даже в полуметре друг от друга, говорят взаимно: «Exсuse me!» (Извините!) Не за то, что задел, а за то, что мог бы задеть. Или заслонить обзор на полку. Очень уж слащаво выглядит. Так и хочется кого-нибудь каталкой стукнуть. И еще друг другу дверки придерживают при входе-выходе. Обернутся и так ласково улыбаются. Убил бы.

Продавщица отрывает чек, протягивает, глядит в глаза и произносит: «Thank you». Впечатление противоестественности — глаза должны концентрироваться на кассовом аппарате, цифрах, а тут переводи взгляд, ищи лицо. Удовольствия от такой вежливости не получаешь, впечатление заводной игрушки. Но ей велено.

Сначала я тоже отвечал: «Thank you». Хотя сомневался. Потом прислушался: некоторые молчат в ответ, а большинство говорит: «You are welсome» (Пожалуйста). Так я понял, что купить для них — это сделать одолжение.

Хотя вообще это неправильно, что продавцы говорят покупателям «спасибо». За что? Это человек должен сказать «спасибо». За то, что нашел еду, что еда еще есть, что он еще есть, что есть еще люди, которые продают еду.

В нормальных магазинах обычно спрашивают: «How are you doing?» (Как дела?) Ответил: «Прекрасно» — и отвязался. А в обувном Piсkaway Shoes выпендриваются: «How are you this morning, folks?» (Как вы сегодня утром, ребята?) И это не импровизация, в любом другом Piсkaway Shoes за сотни миль отсюда вас встретят тем же. Если входишь днем, то: «Как вы сегодня днем, ребята?», вечером: «Как вы сегодня вечером, ребята?»

Слушай, должен я еще голову ломать, как я сегодня вечером в отличие от утра. Понятно, это пустая форма. Тебе ответ и не нужен. А если не нужен, то и не выделывайся. Да еще у полок не дают спокойно постоять. Всего-то две туфли в три ряда, а лезут. «Могу я вам помочь?» — «Чем ты можешь помочь… Наличием нужных ботинок, которых нет?» — «Хорошо, если я понадоблюсь, то кликните». — «Да уж кликну, соображу».

Под конец мы с женой вообще стали огибать стороной этот обувной. «Слушай, туда не ходи, а то снова начнут спрашивать, как ты себя сегодня чувствуешь».

Garage sale — гаражная распродажа. Аналог нашим барахолкам. Только в Америке каждая семья устраивает у себя дома свою. Когда решат от хлама поразгрузиться, дают в субботней газете объявление, расставляют на лужайке или в гараже столы и ждут гостей.

Но хлам выставляют самый бестолковый. Какие-то замусоленные медвежата, хлороформные скляночки, допотопные кофемолки. Если джинсы, то обязательно на недоростков. Усыхают они, что ли? Куда же девается все это великолепие из универмагов?

Однажды ходил-ходил — одна дрянь. Присмотрел хоть что-то — садовые секачи на стенке. Думаю, для дачи в Россию увезу. «Э нет, — говорит, — это не продается, это мои».

Хозяева делятся на два типа. Одни продают от тесноты, от того, что все у них забито, и готовы задаром отдать, лишь бы избавиться. Другие хотят поиметь за своих тертых медвежат еще и прибыль. От таких надо отворачиваться и молча уходить.

Но дело не столько в деньгах. Garage sale — это форма общения. Так же просто домой к кому-нибудь не зайдешь. Для многих в провинции единственное развлечение в субботу — составить по газетным адресам маршрут и колесить до обеда по округе с разбросом километров в семьдесят.

Жена перестает жевать и языком нащупывает что-то во рту.

— Кажется, зуб треснул…

Я заглядываю на место происшествия. Зуб треснул почти пополам. Видно, пломба ослабла от времени.

— Пока не болит. Может, до Москвы дотянем? Всего полгода. Я одной стороной буду есть… — протягивает она.

В ситуации много злого юмора.

Во-первых, это ее самый первый завтрак в Америке. Вчера я привез ее с дочкой из Нью-Йорка, ехали всю ночь. И вот в прекрасное утро, с новыми для Лены запахами кофейной машины и поджаренного хлеба, с холодильником, набитым к ее приезду пиццей и всем прочим — жевать бы и жевать, — ломается зуб.