журнал Русская жизнь - Кризис 19.11.2008

Впрочем, самые резкие обвинения раздаются не с газетных полос, а из темного зала. Но там, быть может, Грымову удастся охладить пару-тройку слишком горячих голов: его кино — чистая международная панорама на языке формальной логики и на примере отдельно взятого селения, а не призыв на бой кровавый, святой и правый. В качестве персонажей у Грымова не только и не столько люди, сколько страны, их породившие. И следит он за ними почти без тени улыбки. Но если киногероям прошлой недели братьям Коэнам позволено смеяться над последней империей, то почему бы Грымову не отнестись к ней всерьез?

Драмы

Самое значительное ЧП на российском подводном флоте со времен «Курска» — в ночь на 9 ноября на атомной подлодке К-152 «Нерпа», проходившей ходовые испытания в Японском море, в двух носовых отсеках произошло несанкционированное срабатывание системы пожаротушения. В результате выброса фреона погибли 20 членов экипажа из 208 (17 из 20 погибших — гражданские специалисты из сдаточной команды), еще около двух десятков госпитализированы с отравлениями и травмами. В Приморском и Хабаровском краях — траур и похороны погибших, пресс-секретарь главкома ВМФ капитан первого ранга Игорь Дыгало, выступая по телевизору, снова, как и восемь лет назад после «Курска», что-то недоговаривает — жутковатые параллели с событиями августа 2000 года напрашиваются сами собой, но, право же, какие здесь могут быть параллели? Сейчас все совсем по-другому, и дело совсем не в разнице масштабов трагедий (да и, прямо скажем, свинством было бы считать нынешнюю аварию менее ужасной на том основании, что восемь лет назад погибло 118 моряков, а теперь — всего 20).

Недавно кто-то из энтузиастов разместил на одном из видеохостингов в интернете запись телепередачи Сергея Доренко, вышедшей в эфир на Первом канале после гибели «Курска». Доренко показывал, как живут жены и дети погибших моряков в приполярном Видяеве, рассуждал о версиях случившегося, издевательски комментировал посвященное трагедии «Курска» интервью тогдашнего президента, только-только отсчитавшего первые сто дней своего правления, — очень интересная передача, даже сейчас смотришь, и дух захватывает. Ну да, ну да, Доренко был тогда говорящей головой Бориса Березовского, который, в свою очередь, к тому времени уже поссорился с Кремлем, но еще не уехал в Лондон, — но даже эти негероические обстоятельства не отменяют того, что тогда в России существовала журналистика, имевшая возможность исследовать ситуацию самостоятельно, а не глазами чиновников, и было общество, заинтересованное в этой журналистике.

Сегодня нет ни того, ни другого. Сегодня мы живем в другой стране, в которой любое событие — от девальвации рубля до продления сроков полномочий президента и парламента, — не интересует, строго говоря, никого, потому что нет ни прессы, ни общества — вообще ничего нет. Официальную версию ЧП на «Нерпе» никто и не пытается оспаривать. Федеральные телеканалы и газеты даже не посылают во Владивосток специальных корреспондентов, ограничиваясь краткими официальными сводками с мест, и даже комментаторов интернет-изданий (которые вроде бы могут позволить себе несколько больше, чем газеты и телевидение) хватает только на то, чтобы глупо каламбурить по поводу названия сломавшейся системы пожаротушения — она называется ЛОХ (лодочная объемная химическая). Всем все равно, никого ничего не интересует.

Я родился и вырос в Калининграде, и на протяжении всех девяностых и начала двухтысячных я слышал от местных официальных лиц словосочетание «пилотный регион» применительно к Калининградской области. Кто придумал это выражение, неизвестно, но использовали его, что называется, и в хвост, и в гриву — то Калининградская область была пилотным регионом с точки зрения развития свободных экономических зон, то — с точки зрения безвизовых отношений с Европой, то — даже с точки зрения реализации Госпрограммы по возвращению соотечественников в Россию. Разумеется, каждый раз шумно разрекламированная «пилотность» тихо проваливалась, но никто на это, как правило, не обращал внимания — стоило зачахнуть одной «пилотной» кампании, как тут же начиналась новая, еще более шумная, еще более пилотная. И так до бесконечности.

Собственно, поэтому я не могу не отнестись иронически к тому, что моя несчастная родина теперь становится пилотным регионом новейшего российского милитаризма — в ней, в ответ на развертывание американских систем ПРО в Восточной Европе, предполагается разместить пять бригад оперативно-тактических комплексов «Искандер». То есть регион, связывавший свои надежды на будущее то с экономическим расцветом, то с трансевропейской дружбой, теперь должен превратиться в эдакий непотопляемый авианосец — на радость Михаилу Леонтьеву и на горе тем калининградцам, которые за двадцать лет успели отвыкнуть от статуса милитаризованной зоны.