журнал Русская жизнь - Дети (май 2007)

И хотя произошла эта история в Санкт-Петербурге, вся она - абсолютно таганрогская по духу своему.

Баловать ребенка - значит подарить ему мир

- Родители больше не заинтересованы в том, чтобы давать детям «истинное образование». Они хотят, чтобы мальчики, когда подрастут, получили какую-нибудь работу в нашем современном мире. Вряд ли вы можете осуждать их за это.

- Отнюдь, - сказал Скотт-Кинг. - Могу и буду. Мне кажется, было бы воистину грешно хоть как-нибудь приспосабливать детей для этого нового мира.

- Близорукая точка зрения, Скотт-Кинг.

- Вот здесь, господин директор, при всем моем уважении к вам, я с вами решительно не согласен. По-моему, это самая дальновидная точка зрения из всех, что предоставлены нашему выбору.

Ивлин Во

Он был такой нежный, с материнским овалом лица, с греческим профилем красавца отца, с кисточкой шелковистых волос на затылке, над той мягкой ямочкой, которую нянька называла «врушкой».

«Уже написан Вертер»

В детстве, взамен приготовления уроков, у меня была необыкновенная работа. Вечерами, избавившись от надоедливых ровесников, от бессмысленной школы с ее глупым «трудом» и адовой «физкультурой», я приезжал в театр на Чистых прудах и выходил на сцену, оказываясь в пьесе Фейхтвангера «Вдова Капет». Я играл дофина Луи Шарля, несостоявшегося Людовика Семнадцатого. Восьмилетний принц, наследник империи, волею робеспьеров разлученный с Марией Антуанеттой и всей прочей контрой, был отдан на воспитание к сапожнику Симону. «В людях» дитя должно было научиться пить сидр, сносить побои, уважать демократию, без устали работать и вообще узнавать жизнь. С последним, впрочем, не сложилось - в июне 1795-го, не дожив до одиннадцати лет, дофин скончался в тюрьме Тампль, под конец превратившись в призрачного, бессловесного, не реагирующего на слова и прикосновения безнадежного калеку. Его похоронили в общей могиле на кладбище Святой Маргариты.

Роялисты, меж тем, не смирились со смертью цесаревича-наследника. Вслед ему появились десятки самозванцев, а с ними и ворох устойчивых, правдоподобных историй о том, что принц вовсе не умер, его всего лишь подменили. Что сироту не угробил сапожник и не уморила в каземате революция и что он непременно объявится и докажет свои права на отцовский престол. Неотмщенный мальчик остался жив, и доказательств тому много, шептали историки все следующие двести лет. Хотелось бы верить.

В спектакле, впрочем, побеждало трудовое воспитание. Под занавес все герои, включая и казненную королеву, величаво пели «Марсельезу». Простоволосая Мария Антуанетта держала меня за руку, по другую сторону был гражданин Симон. Я посматривал на него с опаской, сердце тревожно билось: мне почему-то казалось, что после спектакля действие пьесы каким-то ужасным образом продолжится, и я снова попаду под его мозолистое покровительство. Но, к счастью, когда тушили огни и позднесоветские дамы поднимались с кресел вместе со своими хозрасчетными кавалерами, страшный 1793 год кончался, и дома меня ждал все тот же райский уют, о котором никто не сказал точнее Катаева. «Конечно, Дима был центром внимания».

Мог ли я тогда предположить, что педагогические идеи сапожника настигнут меня много позже? А между тем, от его последователей ныне поистине нет прохода.

Обыватель, благоразумный господин общих мест, отлично знает, как надо воспитывать детей, - и охотно изложит вам свою нехитрую, неуловимо отдающую сапогом добродетель. Ребенку вредно быть этаким цветком, оторванным от жизни, парить неведомо где, вдали от группы продленного дня, пионерлагеря, детского сада, горшков по свистку и ястребиного глаза начальника над младенцами. Книги хороши в меру и без превышения возраста, слишком много читаешь - вырастешь не туда. Дом не спасет от всех бед, полезно гулять во дворе, полезно играть со сверстниками в «догони меня, кирпич» и «камушком тюк», метать острый ножик и падать в канаву. Обжегся спичкой - наука, подбили глаз - не зевай, наказали - молчи и терпи, что сказано завучем в школе - то в жизни и пригодится. Общаться с взрослыми детям скучно и бесполезно, у них свои игры, уведите их от стола, не то еще научатся пить вино и вести пустые разговоры (то ли дело фрезерный станок и рубанок!). Ребенка нужно приготовить к тому, что судьба всегда тяжела, жизнь - не подарок, а скорее казарма, испытания на прочность в стенах которой хорошо бы устроить пораньше. Портянка, карцер, портянка, от забора и до обеда! - понукают родители-прапорщики, надеясь на то, что только битый обо все углы, ободранный о все заборы спартанец выстоит и победит в жестокой реальности.