журнал Русская жизнь - Дети (май 2007)

Через два дня при свидании он мне заявил: «Как я вам и сказал, за Брасовой пришли в ту же ночь, но ее у Герзони не оказалось», - и прибавил с улыбкой: «Кто-то ее предупредил»…

Несмотря на попечительное отношение к Гавриилу Константиновичу и его жене, - опекаемые были Горькому в тягость. Люди разных мировоззрений и, вероятно, и разного мироощущения, совершенно других интересов, стремлений и горизонтов. Горькому было с ними трудно и скучновато, но изменить он ничего не мог. В конце концов он не выдержал и со свойственной ему откровенностью как-то раз мне признался: «Ну и надоели же они мне, а положение безвыходное. Впрочем, выход есть - отправить их за границу, но сделать это может только Ленин».

И Горький был прав. В то время ни один русский человек не мог выехать легально. А в данном случае надо было выпустить за границу одного из Романовых. Можно ли было этого ожидать? Но Ленин и на эту настоятельную просьбу Горького отозвался, разрешив Гавриилу Константиновичу выехать за границу.

В своих воспоминаниях, напечатанных в 1934 году в «Иллюстрированной России», первая жена Гавриила Константиновича - Антонина Рафаиловна (рожденная Нестеровская) рассказывает, как она «спасла» своего мужа, что для этого ей пришлось неоднократно посещать председателя Петроградской Чека Бокия и его жену, неутомимо и неотступно добиваясь освобождения мужа, и как, наконец, она его добилась. По-видимому, она не отдавала себе отчета ни тогда, ни когда писала свои воспоминания, что получение бумаг, которые Чека должна была выдать согласно распоряжению из Москвы, было лишь бумажной процедурой и освобождение было постановлено в Кремле исключительно благодаря участию Горького, дав возможность Г. К. и его жене в ноябре 1918 г. покинуть пределы России.

В мемуарах А. Р. имеются не только такого рода неточности, но встречаются даже просто «вольности пера». Например, она говорит, что я был «домашним врачом» Гавриила Константиновича и якобы поэтому хлопотал за него. Домашним врачом ни Г. К., ни его жены я никогда не состоял, достаточно сказать, что один только раз я был «на дому» у Г. К. и А. Р., когда заехал, чтобы свезти А. Р. к Горькому, познакомиться с ним, что было необходимо для хлопот об освобождении ее мужа. Такая же «вольность пера» - описанная ею сцена моего якобы столкновения с комиссаром Шпалерной тюрьмы, тогда как я даже никогда этого комиссара не видел, имея дело с начальником тюрьмы, с которым осложнений не было, и проч. В свое время я заявил в «Иллюстрированной России» и в «Последних Новостях» об этих отклонениях от действительности в мемуарах А. Р.; поэтому я был крайне удивлен, когда воспоминания своей покойной жены Гавриил Константинович счел для себя возможным включить в свою книгу «Мраморный Дворец», не упомянув о факте нашего разногласия, о чем я считаю нужным повторно заявить.

Судьба остальных великих князей - трагедия. Горький поехал в Москву со специальной целью уговорить Ленина освободить не только Павла Александровича, но всех четырех. Ленин и в этот раз его просьбу исполнить согласился.

Но произошло непредвиденное, невероятное…

Московская Чека телефонировала Петроградской Чека, что Ленин только что дал согласие на освобождение князей, и Петроградская Чека, прежде чем пришло официальное постановление, в ту же ночь расстреляла их всех…

Вот как Горький рассказал об этом:

«Я примчался на вокзал с бумагой, подписанной Лениным. Очень торопился, чтобы успеть на петербургский вечерний поезд. Случайно на платформе мне попалась в руки вечерняя газета. Я развернул ее… - расстрел Романовых!… Я обомлел… Вскочил в вагон… Дальше ничего не помню. Очнулся глубокой ночью в Клину, один в пустом вагоне на запасном пути…»

Горький вернулся домой совсем больной и сейчас же вызвал меня. Застал его в постели с высокой температурой. Мы оба были потрясены… Горький казался душевно совсем измученным, подавленным. Он понимал, что все старания его освободить великих князей только ускорили их гибель. «Вы свидетель, что я хотел, но мне не удалось спасти этих несчастных людей», - сказал он.

Этими строками я об этом и свидетельствую.

Трагедия эта вскрыла страшную действительность: Чека в Петрограде и в Москве к этому времени стали всесильными органами власти, распоряжавшимися жизнью и смертью граждан. По их убеждению, освобождение Гавриила Константиновича было недопустимой ошибкой и повторять ее не следовало, поэтому и решили спешно покончить с великими князьями, прежде чем была получена официальная бумага Ленина об их освобождении.