В Сашонко - Анатолий Федорович Кони в Петербурге-Петрограде-Ленинграде

Или такие:

- Есть сфера, которая не поддается праву, куда бессилен проникнуть нивелирующий закон, где всякая законная уравнительность была бы величайшей несправедливостью. Я разумею сферу умственного и нравственного развития, сферу убеждений, чувствований, вкусов, сферу всего того, что составляет умственное и нравственное достояние человека. Высокоразвитый, полный честных нравственных принципов государственный преступник и безнравственный, презренный разбойник или вор могут одинаково, стена об стену, тянуть долгие годы заключения, могут одинаково нести тяжкий труд рудниковых работ, но никакой закон, никакое положение, созданное для них наказанием, не в состоянии уравнять их во всем том, что составляет умственную и нравственную сферу человека. Что потому для одного составляет ничтожное лишение, легкое взыскание, то для другого может составлять тяжелую нравственную пытку, невыносимое, бесчеловечное истязание. И если закон не может предусмотреть все нравственные, индивидуальные различия преступника, которые обусловливаются их прошедшим, то является на помощь общая, присущая человеку, нравственная справедливость, которая должна подсказать, что применимо к одному и что было бы высшею несправедливостью в применении к другому.

Он, Александров, по словам одного из либеральных журналистов, "беспощадно гнал всю систему и всех, кто ее поддерживал, сквозь строй своей сатиры и нещадно хлестал ее, обнаженную, бичами своего пламенного негодования и режущего остроумия. Он не защищал Засулич, он обвинял весь строй - таково было впечатление, и в этом была его сила и залог победы".

Кульминационным пунктом речи защитника, пишет очевидец, было то место, где он сказал, что мучителям Боголюбова нужен был стон не физической боли, а поруганной человеческой души, удушенного, униженного и раздавленного человека. Священнодействие совершилось, позорная жертва была принесена. Российский апофеоз розги торжественно устроен!

И тут зал взорвался аплодисментами, раздались громкие крики: "Браво!"

- Поведение публики должно выражаться в уважении к суду! - строго вмешался Кони, повышая голос до предела. - Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу. Порядок был водворен.

Закончил Александров свою речь с таким эмоциональным накалом, с такой силой убеждения и страсти, так впечатляюще, что зал опять взорвался от аплодисментов. Председательствующему снова пришлось вмешаться, сделав второе, и последнее, предупреждение публике. Сказал же Александров в заключение своей пространной речи следующее:

- Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям. Были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни.

Если этот мотив проступка окажется более тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно призвать кару законную, тогда - да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Не много страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратят возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок.

Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников.

.

От последнего слова Засулич отказалась. Объявив прения оконченными, Кони прочитал проект поставленных на разрешение присяжных заседателей вопросов; возражений обвинения и защиты против проекта не последовало, и суд их утвердил. Первый, и главный, вопрос был сформулирован так: виновата ли Засулич в том, что, решившись отомстить градоначальнику Треневу за наказание Боголюбова и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января, с обдуманным заранее намерением, генерал-адъютанту Трепову рану в полость таза пулею большого калибра?