Наталия Метлина - Все о моей мафии

В начале 1990-х все изменилось. Народу было не до зрелищ. Люди жгли костры уже не у театров, а у продуктовых магазинов в ожидании колбасы и масла. Так выглядела страна перед глобальным подорожанием. Лишь в 1999 году правительство России выпустило постановление о поддержке театрального искусства. Согласно этому документу театры теперь сами могли устанавливать цены на билеты. Кто-то сравнял их со спекулятивными, кого-то остановили моральные принципы. Тогда, в 2004 году самой интересной мне показалась ситуация с билетами в «Ленкоме». Театр традиционно считается одним из самых успешных в стране, а значит — местом притяжения билетной мафии. «Ленком» чуть ли не единственный, кто не связывался ни с какими посредническими организациями, а продавал билеты по старинке — только через свои кассы и ларьки МДТЗК. Цена среднего билета в 2005 году не поднималась выше 400 рублей, на так называемый коммерческий спектакль «Все оплачено» — 1200. К слову сказать, сейчас коммерческих спектаклей в «Ленкоме» несколько — «Тартюф», «Женитьба», «Город миллионеров», и на гастролях цены в партер доходят до 10 тысяч рублей — бери не хочу. Но в 2004-м билеты продавали строго в кассах по субботам с 12 до 13 часов. Мы подъехали к театру в день продажи. Микроавтобус припарковали на противоположной стороне Большой Дмитровки. У нас с собой была скрытая камера, запрятанная в мужскую сумку-барсетку. Но я поняла, что этого мало. Оставив небольшой просвет меж штор в салоне микроавтобуса, мы смогли поставить на штатив большую профессиональную камеру. Оптика позволяла видеть все, что происходило у театра. В дальнейшем мой опыт позаимствуют многие телекомпании, начнут снимать тайные переговоры именно большими камерами из машин. На меня надели радиомикрофон, который дистанционно записывал звук. А для того, чтобы было слышно не только меня, но и собеседника, кабель от микрофона протянули через рукав куртки и закрепили на перчатке. Так раньше дети носили варежки. В разговорах я активно жестикулирую. В данной ситуации дурацкая привычка махать руками помогла мне — микрофон максимально приближался к человеку, с которым велся диалог и звук записывался гораздо чище. Никто не обращал внимания на руку в перчатке, да и головка микрофона настолько мала, что была едва видна из-за обшлага рукава.

Вместе с режиссером программы Владимиром Панкратовым мы вышли из микроавтобуса. Перед театром стояло человек триста. Причем в основном ветераны билетного бизнеса. В кассы выстроились две очереди. Одна — простые смертные, вторая — «льготники». Никогда не могла бы подумать, что люди, обремененные проблемами со здоровьем, так тянутся к высокому искусству. Но именно этот контингент скупает до 40 процентов билетов, причем за полцены. Инвалидам в кассах продают билет за 200 рублей (такие цены для льготников установил театр), а он перед спектаклем втюхает его за тысячу и выше. Не правда ли, хорошая прибавка к пенсии? Вторая категория — это инвалиды — сотрудники посреднических фирм. Их задача — прийти к открытию «льготных касс», забрать билеты, передать их фирме и получить свой процент. В тот день к кассам было не подойти ни здоровым, ни больным. Зато рядышком с нами стоял мужичонка, который раздавал «номерки».

Мне выдали бумажку со штампом «Ленком» и номером 152. На мой вопрос, о чем свидетельствует этот номер, был получен ответ, что он свидетельствует о том, что мне сегодня ничего не светит. Но можно попробовать свои силы в следующую субботу. И вот парадокс: в какое бы время суток вы ни заняли очередь, все равно не получите номер ниже восьмидесятого. Первые несколько десятков номерков всегда оказываются в руках билетной мафии.

Там же у парковки «Ленкома» прохаживался пожилой мужчина кавказской внешности, к которому то и дело подбегали молодые и за что-то отчитывались. Это был знаменитый Тамаз—легенда билетной мафии. Он трижды отсидел за спекуляцию билетами, потерял в тюрьме глаз, но так как ничего больше он делать не умеет, то продолжает вести свой уличный бизнес и в дождь, и в зной. Один из его наймитов предложил мне билет на «Все оплачено» за 2,5 тысячи рублей. Но в разговор наш тут же вмешалась крупная женщина-«жучок», которая возмутилась столь низкой ценой: мол, парень демпинговал цены. Они начали спорить между собой, да так лихо, что чуть не подрались. Мое сердце заливалось радостью, ведь все это снимали две скрытые камеры. Мы с Вовой еще долго рассекали мощные ряды билетной мафии в поисках информации. Кто-то пожаловался на то, что бизнес этот очень не стабильный и нередко у них случаются так называемые «черные дни», когда билеты никто не покупает, а цены сбрасывать запрещено, и тогда «жучки» их просто коллективно рвут. Вдруг тихий гомон спекулянтской толпы прорезал чей-то крик — «Кассы закрываются!». Из помещения касс выскользнули трое молодых парней, надвинули на уши шапки и рванули в сторону метро. Им достались последние билеты. Все. Точка. Мы даже на сантиметр не приблизились к высокому искусству, зато получили великолепный материал и поехали «рыть» дальше. Впереди нас ждал Большой театр.