Ирина Шевелева - Душа нежна

Эпическое повествование "Откровение Егора Анохина" по своему революционному материалу неизбежно перекликается с "Тихим Доном".

Герой Анохин - мятущийся, как Григорий Мелехов. Он то восстает против антимужицкой революции, то участвует в грозном державостроении. Тут имеет смысл, для постижения национального характера, обратить внимание на отличие алешкинского героя от шолоховского. Мелехов - цельно прописанная фигура, имеющая брата-антипода. Анохин же совмещает в себе две крестьянские ипостаси. Он может бунтовать против власти и служить ей. Но когда жизнь хватает за горло, нет в Анохине никакой раздвоенности, никаких колебаний. Он проявляет свою личную волю, совершает свой индивидуальный поступок. Лихую операцию по уходу от опасности организовал себе Егор, пустив милицию по ложному следу - стукачей НКВД арестовывать. А затем, оставшись один, Анохин горестно облокотился о стол, думая, что не мог Мишка двоих послать, обязательно подстраховался бы... Егор достал свой паспорт, инструменты, потер руки, приказывая себе успокоиться, собраться, и начал потихоньку, старательно выводить в паспорте две буквы своей фамилии, вспоминая с усмешкой, как сдавал экзамен по подделке документов на курсах НКВД... Потом осторожно подправил тушью, и вместо фамилии "Анохин" в паспорте появилась, новая - "Алехин". Вполне тянет Егор на героя приключенческой прозы. Но ставка в прозе Алешкина выше - жестокая русская судьба, борьба за осуществление ее в любви, в семье. Обретение семьи - тоже невероятная, требующая героизма победа. Она в корне расходится с тоталитарными целями государства. Но она же и образует истинную державу.

Личностью Егора Анохина и других своих героев Петр Алешкин явно отвергает влиятельнейший канон реализма, в том числе и соцреализма. Кульминационный в литературе шаг! Вопросы "кто я?" и "зачем я" заменяются вроде бы прагматичными, а на самом деле бытийными "как?", "каким ходом?", "каким усилием?". Нет, они не исключают безоглядности в поступках и решениях, сильных страстей. И не переходит герой Алешкина на позиции по ту сторону добра и зла. Он знает про себя, что не обманет, хотя по ситуации стратегически - может и схитрить, не предаст, не переступит через другого, не переложит на другого свою ответственность и вину. Перенос центра тяжести и в том, что ответственность героя - не извне на него ложится, а в нем самом, это его ответственность, его моральные преграды. Его личное дело. Про себя он знает, что жив в нем "нравственный закон внутри нас" (Кант), и ладно. Всерьез, бытийно волнуем и увлекаем он иной тягой - простором деяний, способностью своей к их свершению.

Жить своим умом, действовать, соображаясь с обстоятельствами, крепкая основа алешкинского героя. Индивидуалиста, главное оружие которого - рационализм.

Кстати, почти всегда, во всех ипостасях, герой Алешкина рационализатор. Не только смекающий, как и что нужно сделать, а сам свою рационализацию внедряющий. То на заводе, как Иван Егоркин, то в издательском бизнесе, как сам Петр Алешкин и все его альтер эго, и они же в политико-государственной механике, то в планетарном бытовании русского человека, как герой - брат писателя, совершенствовавший даже испанскую корриду... Идеи, предложения, воплощения в прозе Алешкина играют не столько сюжетную роль, сколько именно изобразительную в характере русского человека. У него, разумеется, не встретишь сюжетов борьбы за внедрение рационализации. Для его героев рационализаторство - способ жизни. Единственная, достойная дорога к успеху. Характерное для рационалистичного мышления кульминационное переживание - не переживание удовлетворения от достигнутого, а перебирание всех деталей самого процесса достижения. Герой Алешкина не выходит на трибуну принимать поздравления, а весь воплощается в подробности производимых им действий. В изменения механизмов производственных - в "Зарослях" Иван усовершенствует станок просто потому, что на старом ему неловко работать да и зарабатывать; механизмов деловых отношений, что запечатлено в увлекательном, победном рассказе, неоднократно варьируемом в прозе Петра Алешкина. Нет, наверное, читателя его прозы, пропустившего подробнейше изложенные перипетии возникновения издательств "Столица" и "Голос", механику их функционирования, расцвета одного, распада второго. Тексты, звучащие как стихи, поэмы. Возьмем наугад!

"Сказать мне уже было что. Бумагу я добыл, переплетные материалы, кроме картона, тоже. Делал я так: подсчитывал, сколько мне нужно было бумаги, фольги, форзаца, потом умножал на три и делал заявку в Госкомиздат. Там заявку рассматривали, делили мой запрос на три и выделяли. И все довольны: они, что урезали, а я, что получил, сколько хотел... Мне приходилось самому мотаться по городам. Сыктывкар, Балахна, Электросталь, Киев, Ленинград, Чехов - из города в город, из типографии на бумкомбинат... Жизнь в "Столице" кипела. Кабинет мой всегда был забит людьми буквально со всех концов страны. В городе Уварове, Тамбовской области, я покупал ангар, чтобы поставить в Москве склад для хранения бумаги, которая шла к нам вагонами из Балахны, Пензы и Сыктывкара; химзавод того же города поставлял нам два вагона гидросульфита натрия для обмена в Соликамске на бумагу; заключал договоры с Мичуринским кирпичным заводом на поставку кирпича, тоже для обмена; пробивал землю под Москвой под дачные участки для сотрудников; в Кисловодске покупал дом отдыха для сотрудников; с ВАЗом заключал договор на поставку "жигулей" для сотрудников; выбивал помещение для издательства (о, как это было трудно!)... В эти же дни я организовывал журналы "Русский архив", "Нива", "Фантастика" и газету "Воскресение"..." Страны рады, города веселы...