Фаина Раневская - Лучшие цитаты и афоризмы

Невоспитанность в зрелости говорит об отсутствии сердца.

Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.

Нет болезни мучительнее тоски.

Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать свой

— Нонна, а что, артист Н. умер?

— Умер.

— То-то я смотрю, он в гробу лежит…

Ночью болит все, а больше всего — совесть.

Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление! В театр вхожу, как в мусоропровод: фальш, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи.

— Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы?

— Он находится слишком далеко от начала.

Одиночество как состояние не поддается лечению.

Одиночество — это состояние, о котором некому рассказать.

Однажды ей позвонил молодой человек, сказав, что работает над дипломом о Пушкине. На эту тему Раневская была готова говорить всегда. Он стал приходить чуть ли не каждый день. Приходил с пустым портфелем, а уходил с тяжеленным — вынес половину библиотеки. Она знала об этом. «И вы никак не реагировали?» — «Почему? Я ему страшно отомстила!» — «Как же?» — «Когда он в очередной раз ко мне пришел, я своим голосом в домофон сказала: «Раневской нет дома»».

(О том времени, когда начали выдавать паспорта.) «Можно было назвать любую дату — метрик никто не требовал. Любочка (Л. Орлова) скостила себе десяток лет, я же, идиотка, только год или два — не помню. Посчитала, что столько провела на курортах, а курорты, как известно, не в счет!»

Однажды начало генеральной репетиции перенесли сначала на час, потом еще на 15 минут. Ждали представителя райкома — даму очень средних лет, заслуженного работника культуры. Раневская, все это время не уходившая со сцены, в сильнейшем раздражении спросила в микрофон:

— Кто-нибудь видел нашу ЗасРаКу?!

Он умрет от расширения фантазии. (О режиссере Ю. Завадском.)

Оптимизм — это недостаток информации.

О розах: «Посмотрите, какое величие! Нельзя оторваться от них, не думать о них. Они стареют, у нас на глазах распускаясь. Первый человек, который сравнил женщину с розой, был поэтом. А второй — пошляком».

Орфографические ошибки в письме — как клоп на белой блузке.

Перечитываю Бабеля в сотый раз и все больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному.

Очень тяжело быть гением среди козявок.

Очень завидую людям, которые говорят о себе легко и даже с удовольствием. Мне этого не хотелось, не нравилось.

О режиссере: перпетум кобеле.

О своих работах в кино: «Деньги съедены, а позор остался».

Поняла, в чем мое несчастье: я, скорее, поэт, доморощенный философ, «бытовая дура» — не лажу с бытом! Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.

Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле «потеряла стыд» — ничего о себе не знаю.

— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе!

— Какое горе?

— Он умер.

Пи-пи в трамвае — все, что он сделал в искусстве.

Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:

— Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.

«Перед великим умом склоняю голову, перед Великим сердцем — колени» — Гете. И я с ним заодно. Раневская.

Понятна мысль моя неглубокая?

После очередной стычки с главным режиссером Мосфильма Иваном Пырьевым Раневская сказала, что она лучше будет принимать «антипырьин» три раза в день, чем согласится на совместную работу.

Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили ее добрые собачьи врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья!