Работая над книгой «Чернила и кровь», историк Доминик Калифа провел исследования в сфере общественной безопасности во Франции периода belle époque. Эти выкладки ученый сопоставил с динамикой спроса на бульварные детективные романы и обосновал тезис о закономерности и даже неизбежности появления фигуры Фантомаса во французском общественном сознании именно в начале хх века. Бульварная литература в ту пору стала реальным фактом жизни, пишет Калифа, «романы-фельетоны» кое в чем определяли моду и стиль социального поведения. Сложилась уникальная ситуация: беллетристика влияла на реальность едва ли не в той же степени, в какой реальность диктовала тематику популярных романов. Сувестр и Аллен придумали Фантомаса, поскольку появление такого литературного героя было общественной необходимостью, делает вывод парижский историк.
Характер и образ Фантомаса тесно связаны с духом Парижа, с его улицами и площадями, с его памятниками и скверами, с его жителями. «Фантомас — это и есть Париж, — с тонкой усмешкой сказал мне профессор Калифа. — Трудно вообразить себе более ‘парижский’ персонаж». Даже в том обстоятельстве, что Фантомас много путешествует (Сувестр и Аллен переносят действие из Бельгии в Южную Африку, из Британии — в Мексику, из Индии — в несуществующее германское королевство Гессе-Веймар), легко увидеть проявление культурного превосходства Парижа над другими мировыми столицами. Вот что говорит доктор Калифа: «Фантомас — это Париж, это Франция, но такой Париж, такая Франция, которые вмещают в себя весь мир».
Артем Файар быстро понял, что книги о Фантомасе — золотое дно. Поэтому книгоиздатель не скупился: после того как Сувестр и Аллен предоставили рукописи первых романов, Файар выплатил соавторам значительные по тем временам гонорары и аванс. За роман Сувестр и Аллен получали две тысячи франков плюс три сантима с каждой проданной книги, если реализация тиража превышала 50 тысяч экземпляров. Такой коммерческий успех и не снился гениальным, но нищим поэтам-художникам Монмартра и Монпарнаса! «Мы стали богачами и знаменитыми литераторами, не написав ни слова», — шутил Аллен. По существу, он был прав: Сувестр и Аллен диктовали свои романы, текст распечатывали машинистки. Кому какие доставались главы, четные или нечетные, определял жребий. Однако здравый смысл всегда побеждал, и в нумерологию соавторы не играли, вспоминал Аллен. Поэтому, например, бретонец Сувестр, хорошо знавший северо-запад Франции, брался за эпизоды, действие которых происходило вблизи Атлантического побережья. Аллен, в юности интересовавшийся мореплаванием (мальчишкой он даже выходил на шлюпке в открытое море, и однажды его пришлось спасать английским морякам), работал над сценами, связанными с кораблями и водными путешествиями. Чтобы не перепутать, кто что писал, и в случае чего отыскать ответственного за ошибку, каждый из соавторов маркировал уже оконченные главы особым «клеймом». Остроумие прорезалось и тут: «подписью» Сувестра было словечко «тем не менее» (neanmoins), Аллена — «все-таки» (toutfois).
Эти «знаки качества» не мешали романам о Фантомасе пестрить фактическими ошибками, логическими несоответствиями и неудачными стилистическими оборотами. Но соавторов это не смущало. Вновь цитирую Марселя Аллена: «Если написать интересно, то публика простит авторам и глупости, и ошибки».
А публика пришла от романов о Фантомасе в восторг. Обратную связь с читателем Сувестр и Аллен, не удержавшись, установили уже в одной из первых книг. В романе «Мертвец-убийца» почитатель таланта журналиста Жерома Фандора, «славный малый лет сорока, одетый весьма скромно», с восторгом говорит своему кумиру: «Вы описываете эти истории и преступления, как будто пишете роман с продолжением. Но, конечно, если вы и привираете немного, то что ж с того, каждый пишет как может, не правда ли?» Высоколобые парижские коллеги порой саркастически кривили губы, но и они, похоже, завидовали чужой славе. Аллен вспоминал в мемуарах, как однажды он столкнулся в центре Парижа с признанным литературным мэтром, драматургом Франсисом де Круассэ, который с негодованием спросил: «Когда же вы закончите эту белиберду?» — «Какую белиберду?» — «Да своего ‘Фантомаса’! Вы же видите, даже я читаю ‘Фантомаса’! Просто, чтобы никто не знал об этом, я оторвал от книги обложку!»
Начиная работу над новым томом, соавторы в течение трех дней (как правило, в квартире Сувестра) придумывали сюжет, затем творили порознь, после чего вместе обрабатывали и правили уже готовый текст. Иногда, впрочем, времени на правку не оставалось — и рукопись прямо от стенографисток уплывала в типографию. На создание романа уходило примерно три недели.
Читать дальше