Я поступила на журфак МГУ, когда Влад его заканчивал. Мы пересекались в одних кампаниях, где он неизменно был душой общества. Он стал мне безмерно симпатичен, когда я узнала, что он, так же как и я, не из „блатных“. Большую часть студентов журфака составляли в то время дети, чьи родители имели „громкие имена“ или высокие посты, многие были отпрысками партийной советской номенклатуры, которая плодилась с завидной регулярностью, словно обеспечивая себе преемственность. Но в то же время это был, наверное, единственный факультет, куда можно было пробиться, не имея ничего, кроме таланта и целеустремленности. Декан Ясен Засурский понимал, что для существования журналистики нужны талантливые люди. И поэтому каждый год их набирали в небольшом количестве. Разумеется, шанс был только у самых одаренных. Именно эти пять — десять человек с каждого потока и становились потом славой и гордостью отечественной журналистики.
Влад Листьев пришел на журфак после рабфака. Говорили, что его мать — уборщица, отец давно умер. Он поступил на обычное отделение, а потом выучил несколько иностранных языков и перевелся на престижное международное. Еще я слышала, что на пятом курсе, накануне прохождения практики за границей, на него написала в партком кляузу его бывшая жена, и Влада исключили из партии. В то время страшнее этого не было ничего. Это был крест на будущем. Точнее, у исключенного из партии его вообще больше не было. Как он потом все-таки смог устроиться на Иновещание, я до сих пор не понимаю. Говорят, год писал в многотиражках за копейки, побирался в малоизвестных редакциях, но в конце концов добился своего. Его жизнь опровергла все законы логики и здравого смысла благодаря упорству и таланту. Человек такой силы воли был, конечно же, жестким и волевым руководителем. После его гибели все задавались вопросом: кому Листьев мог быть неугоден? Да всем! Его убили за месяц до утверждения новой сетки вещания. Решалось, какие программы будут в эфире и в какое время. А эфир на Первом — это всегда политика. Из-за этой эфирной сетки переругались все. Создатели программ, слетевших с эфира, лишались работы и доходов, и у них был повод ненавидеть нового генерального директора.
На этот пост изначально претендовали несколько человек. Больше всех начальником хотела стать Ирэна Лесневская, руководитель производящей компании „РЕН ТВ“. Работавший у нее режиссер Эльдар Рязанов сделал холуйское интервью с первым российским президентом, его показали стране, и Ирэна вошла в доверие семьи Ельциных, особенно ее женской половины. После убийства Влада она едва ли не первой заявила всем агентствам, что готова возглавить Первый канал. Полагаю, отклоненные претенденты на этот пост при внешней любезности глухо ненавидели Влада.
Когда Листьев шел на пост руководителя Первого канала, Борис Березовский, который в ту пору уже был главным акционером, поставил ему жесткое условие: Влад идет один, без „ВИD-овской“ команды. „ВИD“, из которого он вышел, был его опорой много лет. И вдруг — один на чужом поле… Тот, кто создал ему такие условия, был хорошим стратегом. От коллектива, который тебя окружает, зависит многое, если не все. И как только Влад на это повелся! Он пытался формировать новую команду из незнакомых людей, но это давалось ему с трудом. Он был удивительно легким и общительным человеком, просто сходился с людьми. В том числе и с не очень чистоплотными. А по „Останкино“ в то смутное время ходило много всякого сброда. Люди делали деньги буквально из воздуха. И это были очень грязные деньги.
Я ушла из программы „Время“ именно в тот жутковатый период, когда эфир основного информационного выпуска дня стал напоминать передачу „Магазин на диване“. На выпуск то и дело звонил генеральный директор информационной службы Борис Непомнящий и ставил в известность о сюжетах с „джинсой“ (на телевизионном сленге это скрытая реклама). Зачем она нужна и какая от нее польза редакции, сотрудникам, а главное зрителям, нам не объясняли. Известно только, что этот самый Борис Вениаминович Непомнящий в середине девяностых стал одним из признанных телевизионных миллионеров. Вся документация у него, разумеется, сгорела: сначала во время штурма „Останкино“ в 93-м, а потом просто во время пожара, который как-то сам собой, случайно возник ночью у него в кабинете.
Разумеется, Влад обо всем этом знал. Уже будучи генеральным директором, на одном из собраний он сказал буквально следующее: „Мы знаем, кто и сколько ворует и кто с кем связан“. Он часто приближал словами то, что надо было приближать делами. А тут еще с рекламой грянул страшный скандал. Когда „Останкино“ превращалось в ОРТ, Листьев счел, что рекламное время на новом телеканале должен продавать один холдинг, входящий в структуру телекомпании. По мысли Листьева, это помогло бы контролировать потоки рекламных денег. После его гибели победила менее „прозрачная“ схема: эксклюзив на продажу рекламного времени получило не входившее в структуру ОРТ рекламное агентство Сергея Лисовского „Премьер СВ“. А единственным на ОРТ человеком, точно знавшим, как распределяются эти доходы, был коммерческий директор Бадри Патаркацишвили, ближайший соратник Бориса Березовского и его большой приятель.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу