Олег Матвейчев - Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия

В том то и дело, что Россия УЖЕ реализовала миссию Европы, которую та в последний раз себе ставила. Больше реализовывать нечего. Вся Европа – это СССР периода застоя, и ей еще предстоит наша «перестройка», хаос и мрак запустения. Можно, конечно, подождать Европу на этом пути, а можно, коль уж мы оказались в авангарде истории, начать экспериментировать и творить историю, чтобы Европа начала подражать нам. Не сейчас, а когда ей понадобится, через десяток-другой лет.

У России появляется шанс получить европейское и мировое признание! Она должна стать лидером Европы, предложив новую миссию Европы.Вот за что Европа будет ей благодарна! Не заниматься поисками «русских идей», которые невозможны в силу самопротиворечия, а всерьез предложить миссию Европы. Требуй невозможного – получишь максимум! Ставь надцель – добьешься цели!

Такая задача по плечу только философам и поэтам и это – исконное философов. Не идеологов, которые придумывают идеологии, а философов, что в феноменологическом опыте дают новую интерпретацию бытия, новую «онтологию». Пожалуй, нынешнее положение России, когда она поставлена на грани бытия и ей нечего больше терять и не спастись, подражая себе прошлой или кому-то со стороны, способствует тому, что ей остается только решиться на этот шаг.

До тех пор, пока мы считаемся и являемся окраиной Европы, отношение к нам будет как к окраине. Лучший способ добиться признания Европы – сделать так, чтобы Россия сама стала центром Европы, а Европа – окраиной России.

Как никогда актуальны слова Чаадаева из «Философических писем» о том, что Россия так до сих пор ничего не предложила миру. Как никогда актуальны затасканные строчки Тютчева о том, что «в Россию можно только верить». В самом деле военные победы – только НАМЕК на что-то большее. Самая большая территория, тысячелетнее выживание в северных условиях, где другие народы не живут, с учетом невиданного военного и культурного прессинга – это все исторический аванс, кредит. Россия есть не действительность, а возможность, то, во что можно только верить как в некое многообещающее будущее.

Если кто-то думает, что наша миссия – несение стандартной демократии так называемым «нецивилизованным» народам из Европы в Азию, попутно защищая Европу от варварства, то в этой неблагодарной и неблагородной роли «прокладки» нас легко заменить кем угодно, и это не делает Россию необходимой.

Если кто-то считает, что наша функция – обеспечивать цивилизованные страны нефтью, газом, лесом и прочим сырьем и для этого достаточно несколько миллионов обслуживающего персонала, то я не понимаю, чем такое положение «рабов цивилизации» отличается от того, что хотел Гитлер, и зачем мы его побеждали, если сейчас реализуем его планы?

Миссия России иная, и нам всем предстоит ее создать (а не воспринимать ту, которую навязывают), потом осознать и взять на себя.

Все разговоры, мол, никаких миссий быть не должно, мы существуем потому что существуем и этого достаточно – от недомыслия. Тут как в школьном учебнике по философии: что первично – материя или сознание? Если ты материалист и социал-дарвинист, то видишь смысл истории только в борьбе за существование народов. Вся история для тебя – толкучка локтями: кто оказался сильней и наглей, кто выжил, тот и прав.

Ты готов ради выживания убить другого? Будь готов, что и другой убьет тебя! Но если ставишь на витальные инстинкты, ты будешь убит неминуемо, как звери бывают убиваемы человеком, несмотря на острые зубы и когти. Просто потому, что человек ставит на дух и выигрывает. Вот и в борьбе за существование ставка должна делаться на дух. В истории выигрывает тот, кто ведет всех за собой, духовно превосходит всех.

Нам нужен гуманитарный «манхэттенский проект»!

Как получается, что та или иная страна становится центром интеллектуальной моды? Есть традиция, завоеванная веками (как у Франции или Германии), есть перекачка мозгов, (как у США). Очень часто качество мышления не играет роли. Сначала ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя.

Бунюэль говорил, что он лично знает десяток испаноязычных писателей, которые лучше Стейнбека (его вкусу можно доверять). Ну и что? Кто их узнает в испанском, уругвайском, аргентинском, мексиканском захолустье? Так и у нас. В России есть минимум десяток мыслителей мирового уровня, но в мировой интеллектуальной элите даже не возникнет мысли прочитать или процитировать русских, а у издателей – перевести. Да что могут сделать эти нецивилизованные русские, бывшие марксисты и проч.?