Александр Мосякин - Страсти по Филонову - Сокровища, спасённые для России

В те годы еще одной "звездой" советской контрабанды был Моисей Поташинский, отсидевший срок за крупные коллективные хищения на заводе и освоивший в колонии так пригодившуюся ему профессию переплетчика. Его дело под обиходным названием "Бандероли в Иерусалим", возбужденное 17 января 1978 года, вошло в историю советской контрабанды [9] В архивных фондах Управления ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области это уголовное дело № 51969. . Что и не удивительно: ведь среди прочего там фигурировала попытка переправить за границу коллекцию И. Осипова, оцененную в полтора миллиона рублей. Тогда это были огромные деньги. Автомобиль "Волга" (ГАЗ-24) стоил 15 тысяч рублей, а трехкомнатная квартира в Москве — от 80 до 100 тысяч. А тут полтора миллиона! И способ контрабанды был хитроумный, а подсказал его Моисею Залмановичу (или Захаровичу, как он любил себя величать) работник таможни. Потом, на следствии, Поташинский рассказал: "Я был знаком с таможенником и спросил его, а как определяется в книге контрабанда? Он показал мне: вот так — открывается книга, и мы смотрим, в корешке спрятано что-нибудь или нет".

Поташинский понял, что таможенники осматривают просвет в корешках книг, где бывает полость и можно вложить что-либо, а обложки книг или папок с репродукциями не вскрывают — за редкими исключениями, когда на то имеются веские основания. Во времена "железного занавеса" бандероль была, пожалуй, единственным в СССР почтовым отправлением, не подвергавшимся тщательному досмотру. И ушлый мошенник решил этим воспользоваться, тем более что имел профессиональные навыки переплетчика. Поташинский начал вшивать добытые им разным путем картины и рисунки известных мастеров — целые или разрезанные на части [10] Одной из жертв мошенника стала картина Б. Д. Григорьева "Дом под деревьями" (J918), которую Поташинский разрезал на четыре части. — в дешевые деревянные панно, альбомы и папки с репродукциями картин из музеев СССР, с портретами советских писателей и прочей "белибердой" и переправлять эти бандероли в Израиль своему тестю Эфраиму Лесову. Тестем Поташинский обзавелся по расчету: чтобы получить надежный почтовый ящик в Иерусалиме, он женился на его дочери — Лидии Фреймовне Лесовой, а потом уж начал забрасывать тестя бандеролями с безобидными сопроводительными письмами.

Поначалу ничего не подозревавший тесть недоумевал: "Вчера получил бандероль, которую, видимо, прислал Миша. Это уже было видно по внешнему оформлению таким количеством чудесных марок, больше чем на 6 р. 50 коп. Это ведь очень дорого, здесь за все портреты не выручить столько, они неинтересны, разве если только есть особый смысл для Миши". Потом тесть стал горячиться: "Мне кажется, что Миша мог бы найти лучшее применение для посылки бандеролей". Затем в письмах зазвучало явное раздражение: "Не буду вдаваться в критические замечания, но мне жаль денег, которые вы тратите на авиабандероли. Ведь среди них есть такие, которые можно назвать ужасной халтурой, например "Картины Русского музея" и даже "Лесные обитатели"".

На это следовал деловой совет зятя: "Глубже вникай в содержание".

Лесов: "О каких книгах ты говоришь, советуя глубоко вникнуть в содержание? Миринка (жена Лесова. — А М), о каких таких книгах говоришь, что я не могу по-настоящему вникнуть в их содержание?"

Поташинский: "Читай внимательнее".

Лесов: "Письма Ваши читаю внимательно и полагаю, что для их понимания вовсе не обязательно быть Сократом, они доступны простому Ваньке".

Так продолжалось больше года. И вот когда тесть, добитый очередным подарком "рехнувшегося" зятя, чуть было не начал крыть его "русским слогом", он вдруг понял, в чем дело. И тогда посыпались письма иного рода: "Доченька, один сувенир я получил, жду второго. <���…> Меня интересует, какую сейчас интересную работу выполняет Миша", — и т. п. А затем в переписке тестя с зятем всплыла и все настойчивее начала звучать фамилия Филонов. Лесов рекомендует Поташинскому обратить внимание на работы этого художника и указывает на его сестру — Евдокию Николаевну Глебову, которая живет в ленинградском Доме ветеранов сцены имени М. Г. Савиной. Тесть советует зятю завести с ней знакомство, войти в доверие и постараться добыть хотя бы несколько работ Павла Филонова. Повод для визита был — Поташинский мог сослаться на знакомство Лесова с Филоновым. Конечно, Лесов делал все это завуалированно, с оглядкой на советских цензоров, — но делал, и чем дальше, тем настойчивее. Переписка Поташинского и Лесова обширна. Их красочные диалоги — уникальный документ, вскрывающий психологию контрабандистов. Но ограничусь лишь избранными местами из писем тестя: