«Люди приспосабливаются, – говорит мне Дарина, киевлянка из Мариуполя. – Русскоязычные и даже этнические русские хотят стать успешными, встроиться в эту общность, найти в ней своё место. Другой-то нет». Дарине тоже нравится Львов. Но видит она в нём иное. «Львов оплывает, как свечка. В костёлах затёртые польские надписи… Эти люди, которые массово приезжают туда из сёл, не понимают Львова. Они не могут присвоить его и потому медленно его уничтожают. Я была там не в туристический сезон, и мне в тёмное время суток было страшновато ходить по городу». Я сообщаю ей про точку зрения, что между востоком и западом Украины нет существенных отличий, и она только отмахивается. «Это чепуха. Но среди двадцатилетних – очень распространённая. Их так учили».
Максим Равреба – историк и один из двух-трёх последних оставшихся в Киеве дружественных России журналистов. Ему много раз угрожали из-за его позиции. «Я не был в Москве двадцать лет, – говорит он. – Сейчас там, наверное, всё изменилось. Символы Москвы сейчас – это Курбан-байрам и пробки». Ну уж и Курбан-байрам, удивляюсь я. «Так кажется отсюда, – отвечает Максим и добавляет: – Но это и ваши говорят, кто сюда приезжает». И я вспоминаю разговор, который слышала в поезде. Двое пожилых русских киевлян жаловались друг другу на пенсию в тысячу четыреста гривен и новые порядки, пока в их тихий разговор не встряла попутчица-москвичка. «Вы думаете, у нас лучше? У нас зарплаты больше – так у нас и цены больше! А теперь ещё зачем-то оторвали у вас Крым, и сколько денег туда вбухают вместо того, чтобы своим пенсии повысить!»
В Музее Булгакова на Андреевском спуске выставлено объявление: лицам, поддерживающим военную оккупацию Украины, вход нежелателен.
– Это кто такое придумал? – спрашиваю я.
– Ой, не знаю, – отворачивает лицо одна из сотрудниц.
– Коллектив, – отвечает мне, улыбаясь, её начальница. И, спохватываясь, поправляется: – Это Булгаков придумал! Булгаков над схваткой!
Но это неправда. В экскурсии по музею, которая внешне выстроена как антивоенная, ловко расставлены акценты. Москва – город, по которому разгуливает дьявол, Киев – богоспасаемый город храмов.
Рядом с музеем – сидящий на скамейке памятник писателю (с надписью только на украинском языке). Нос памятника лоснится. Прямо сейчас там щебечет по-украински стайка старшеклассниц. Они трут Булгакову нос, обнимают его за шею, закидывают ноги ему на колени – и фотографируются, фотографируются... За всем этим спокойно наблюдает педагог.
Но – они же дети... Русскоязычная пресса Киева производит более удручающее впечатление, которое возрастает многократно, когда читаешь то, что пишут там российские журналисты. Они тоже заявляют о своей позиции «над схваткой». И это такая же неправда. В их текстах – то же отсутствие желания разобраться, кто именно устраивал «варварские бомбёжки» жилых кварталов, кто громил электростанции, шахты и больницы. «Виноваты обе стороны» – формула, полная безотчётного цинизма. Российские журналисты – среди них редактор журнала «Русский репортёр» Виталий Лейбин – в украинской прессе точно так же, как их украинские коллеги, пишут о правительстве ДНР в иронических кавычках и не устают упрекать его за то, что оно никак не наладит мирную жизнь.
Лицемерная позиция российской стороны лишь усугубляет главную болезнь Киева – безответственность. Это мир, в котором украинец Давид Черкасский снимает украинский мультфильм «Остров сокровищ» (и всё это вместе называется украинской школой анимации, которая была куда лучше московского «Союзмультфильма»). Мир, в котором Россию одновременно считают злостной империей и не признают за ней право на имперское наследство – при этом, снося памятники Ленину, Украина не сомневается в своём праве на наследство советское. Мир «украино-европейцев», которые не понимают, зачем вообще отдавать России долг за газ (разве что этого потребуют «европейские партнёры»). Мир, который не просто потерял ориентиры, но сознательно старался их забыть. В этом зазеркальном мире с Донбасса уезжают миллионы, из них в России оказывается всего восемьдесят тысяч беженцев. Слова российского министра Лаврова о том, что в Донбассе много российских добровольцев, здесь приравниваются к официальному признанию, что Украина воюет с Россией, и в прессе обсуждается, выведет ли Россия свои войска…
«Ну а чего вы от них хотите? – спрашивает политический журналист Владимир Скачко, ещё один из оставшихся «последних могикан». – За пять с половиной месяцев АТО – шестнадцать тысяч трупов, пять тысячпропавших без вести. Вы хотите, чтобы они признали, что им дала отпор кучка ополченцев?» Украинское двоемыслие Скачко называет когнитивным диссонансом и объясняет так: «Дети дома говорят по-русски. Потом они идут в школу, и там их учат по-украински, причём учат те, кто и украинский-то знает плохо. В итоге они толком не знают ни того, ни другого языка, не умеют оперировать сложными понятиями. Таким народом легко управлять. Двадцать три года в головы молодёжи вдалбливалась мысль: «Ты украинец, и уже поэтому ты – лучший». Душевный вакуум не терпит незаполненности. Он и был заполнен этой нехитрой идеей».
Читать дальше
