Всеволод Овчинников - Сакура и дуб (сборник)

«Северная Ирландия насчитывает примерно полтора миллиона жителей. Большинство из них – около миллиона человек – это потомки англо-шотландских колонистов, поселившихся там в начале XVII века. Они традиционно являются юнионистами, то есть сторонниками сохранения унии с Великобританией. Как правило, они принадлежат к протестантской религии. Меньшинство – примерно полмиллиона человек – являются ирландцами по происхождению, католиками по вероисповеданию и чаще всего республиканцами по политическим взглядам, то есть в той или иной степени поборниками воссоединения с Ирландской Республикой». Как много недоговорено в этой официальной исторической справке! Именно с целью обеспечить за протестантской общиной двукратный численный перевес под властью британской короны была оставлена не вся северо-восточная провинция Ольстер, а лишь шесть ее графств из девяти (на берегах Темзы опасались, что, если отторгнуть Ольстер целиком, из-за многодетности ирландских семей численность обеих общин со временем сравняется). Северную Ирландию в обиходе часто называют Ольстером, хотя это неточно как географически, так и политически. Термин «Ольстер» скорее употребит юнионист, тогда как республиканец предпочтет сказать «шесть графств», давая тем самым понять, что не признает раздела Ирландии.

Когда лондонскому политику приходится растолковывать сложности североирландской проблемы иностранному журналисту, он назидательно поднимает палец:

– Раз протестантов в Северной Ирландии больше, чем католиков, им и держать бразды правления. Другое дело, если они в чем-то злоупотребили своим большинством. Но в ответе за это Белфаст, а вовсе не Лондон. Наша цель – прекратить кровопролитие, прийти к справедливому разделению власти между общинами. Для этого и находится в Ольстере британская армия…

Угрюмые остовы взорванных домов, которые давно перестали восстанавливать. Заколоченные витрины. Бетонные надолбы на проезжей части. Как в городе, занятом противником, движется патруль парашютистов. Одни крадутся вдоль стен с автоматами на изготовку. Другие страхуют их из укрытий, совершая короткие перебежки. А на середине улицы, словно не замечая их, судачат женщины с хозяйственными сумками, возятся шумные ватаги ребятишек. Таким предстает глазам Белфаст. Кажется, будто некий кинорепортер заснял на одну и ту же пленку и фронт, и тыл. Грохнул за углом взрыв, промчались санитарные машины. Дымящиеся развалины привычно огородили оранжевой ленточкой. И опять своим чередом идет жизнь. Жизнь на грани смерти.

Где начало и где конец этой необъявленной войны? Не может же религиозный фанатизм так раскалять межобщинную вражду, чтобы католики и протестанты в наш век стреляли друг в друга лишь из-за споров о том, надо ли осенять себя крестным знамением или кого почитать главой церкви – папу римского или английскую королеву.

Обгорелые кирпичные стены Белфаста вдоль и поперек исписаны лозунгами враждующих сторон. Протестанты сулят смерть католикам, католики – протестантам. Поэтому целительной повязкой на застарелой ране выглядит каждая из листовок, пестреющих тут и там: «Гражданские права, а не гражданская война!» Это голос Ассоциации борьбы за гражданские права Северной Ирландии. «Мы, – говорится в листовке, – осуждаем насилие полувоенных организаций обеих общин и насилие британских сил безопасности, ибо считаем, что самым главным из всех гражданских прав является право на жизнь».

5 октября 1968 года королевская полиция Ольстера учинила расправу над мирным шествием в Дерри. Чего же требовали участники этого первого массового выступления борцов за гражданские права? Чтобы местные выборы проводились по принципу «один человек – один голос». Чтобы был положен конец махинациям при разграничении избирательных округов. Чтобы был отменен закон 1922 года о чрезвычайных полномочиях и распущена военизированная полиция – «специальные силы Б».

Вздыхая по злосчастной судьбе Северной Ирландии, английский либерал не преминет посетовать, что движение за гражданские права лишь подлило-де масла в огонь, породило тот порочный круг насилия, который никто не может разорвать. Не уместнее ли задуматься: что же породило само движение за гражданские права на территории, которая с 1921 года считается составной частью Соединенного Королевства? Лондонские политики любят вставать в позу противников насилия и произвола, ревнителей свободы и справедливости в любой части света. Как же они не заметили, что сотни тысяч их соотечественников подвергаются дискриминации, ущемлению гражданских прав? Как на территории страны, которая не прочь выдавать себя за образец демократии, могло возникнуть требование «Один человек – один голос»?