Герберт Уэллс - Наука и мировое общественное мнение

Я не собираюсь приносить извинения в том, что написал статью вовсе не оригинальную. Я не внес ни единого предложения, не проверенного на практике и осуществимость которого не доказана; даже моя основная мысль насчет согласованности усилий — лишь эхо того, что делается Отделением Британской ассоциации социальных международных научных связей. Моя роль сводилась к тому, чтобы констатировать и привлечь внимание. Я являюсь чем-то вроде диктора Би-би-си. Я всего только суммировал. Передаем последние известия ученых всего мира в 1941 году. Это квинтэссенция того, что могут сказать миру ученые. И мы обязаны сказать это твердо и ясно. Мы, работники интеллектуального труда, должны решить, уподобимся ли мы греческим рабам и будем делать то, что нам прикажут наши господа, гангстеры и спекулянты, или займем принадлежащее нам по праву место хозяев и слуг народов всего мира.

Вышесказанное я подготовил как вводную речь на заключительном заседании отделения, посвященном теме «Наука и мировое общественное мнение», на конференции, созванной Британской ассоциацией по развитию науки в Лондоне 27 сентября 1941 года; я был приглашен в качестве председателя. В своем докладе я стремился подвести итоги, представить проблему мирового общественного мнения, объединить несогласованные элементы и предложить нечто вроде единого плана действий, которому авторитет Британской ассоциации придал бы вес.

Я понимал, что собрание, на котором я должен был председательствовать, редчайшая — быть может, неповторимая — возможность достичь единства в вопросе влияния на человечество, ибо отсутствие единства, как я утверждал в своей статье, это — величайшее из зол, с которыми нам приходится сталкиваться. У нас высказывается много прекрасных мыслей, проводятся конструктивные опыты, но в случае возникновения противоречий мы — под словом «мы» я подразумеваю мир науки в самом широком смысле, как он представлен Ассоциацией, — так и не умеем сколько-нибудь эффективно и сообща их разрешить. Мы слишком индивидуалистичны. Мы не прислушиваемся друг к другу с целью достичь взаимопонимания. Один говорит о таком-то аспекте, второй концентрирует внимание на другом, и в результате алгебраическая сумма нашего руководящего влияния на мир ничтожна.

«Нельзя ли навести порядок в этом важнейшем вопросе?» — спросил я. Сэр Ричард Грегори своей вступительной речью на открытии конференции показал, что это можно сделать, что мы в силах сделать решительное усилие, чтоб достичь максимального согласия; и что на заключительном заседании мы могли бы особо остановиться на его выступлении и извлечь из него немалую пользу.

Мы много беседовали в кулуарах, прежде чем эта проблема приняла определенную форму. Когда я сказал организаторам, что хочу открыть заседание докладом минут на сорок пять, а то и больше, мне ответили, что это невозможно. Поскольку моя речь имела целью обобщить и подвести итоги, я рьяно протестовал. Работа конференции проходила в новых условиях, условиях большой напряженности, но мне казалось, что мы стоим перед опасностью прийти к тому, против чего был направлен мой доклад, а именно: к несогласованным утверждениям и декларациям, которые нас ни к чему не приведут. В этом наш председатель был полностью со мной согласен. Он согласился с тем, что не удастся выдержать регламент и придется просить дополнительное время. Ведь может случиться, что мы будем противоречить друг другу, а примирить наши разногласия не хватит времени.

Но устроители конференции находились в трудном положении — время было ограничено, а докладов много, и мы примирились на компромиссе: в надежде на то, что впоследствии доклад удастся напечатать, решили размножить его на мимеографе и раздать участникам последнего дневного заседания, а также тем, кто захотел бы его прочитать. В предоставленном мне пятнадцатиминутном вступительном слове я смог только перечислить главные тезисы моего основного доклада и сделать несколько замечаний по поводу мнений, высказанных за те два с половиной дня плодотворной работы конференции, что протекли после того, как мой доклад был подготовлен.

Бернал, например, высказывал мысли, настолько совпавшие с моими, что мне почудилось, будто он читал мой доклад. Но ведь мы с ним много разговаривали, и слова эти стали нашими общими — моими в такой же степени, как и его. И я слышал нескольких ораторов, к примеру, профессора А.В.Хилла, мистера Майского, Дж.Б.Хэлдена, выступавших более живо и решительно по вопросам, которые я пытался ставить. Я добавил: «Если бы мне было предоставлено время, я, разумеется, внес бы в свой доклад поправки, учитывая некоторые весьма важные сообщения, которые мы здесь услышали. Я полагаю, на многих из нас глубокое впечатление произвел подход сэра Джона Орра к мировой проблеме, как к проблеме продовольствия. Это совершенно новая точка зрения, и в настоящее время она может найти горячий отклик в американском сельском хозяйстве. Иллюстрацией к выступлению сэра Джона Орра послужили несколько докладов, из коих, по-моему, наиболее яркими были доклады сэра Джона Рассела и мистера Ноэла Бэкерса. Сэр Джон Орр обладает ясностью, простотой и силой научного мышления. Его доклад был, мне кажется, самым свежим и ценным из всех замечательных выступлений, которые мы здесь слышали. Нет надобности кормить человеческие существа насильно, сказал он нам, положите лучшее в пределах их досягаемости, и они возьмут все сами. Его идея, я позволю себе подчеркнуть, отнюдь не сводится к материальной пище.