Андрей Бильжо - Мои классики

Я очень любил в детстве сказку «Три медведя». Она тогда произвела на меня глубокое впечатление. Смешанное было чувство – уюта, теплоты, свободы и, конечно, страха. Уютно и тепло было в этой избушке, свободно было ходить по лесу и, конечно, очень страшно оказаться в компании трех медведей. Читали мне эту сказку не раз, а потом и я сам ее читал, испытывая те же самые чувства. Мне не нравилось только то, что медведь хотел укусить Машеньку. Это, мне казалось (и кажется до сих пор), у Льва Николаевича некий перебор. Понятно же, что медведи хотели только припугнуть непослушную девчонку. И все. Потом эта сказка жила в моем подсознании и как-то незаметно вылезла из него и оказалась в моих картинках. Правда, у меня Машенька убегает в дверь, а не в окно. Но это только потому, что рисовать так значительно проще.

Может быть, кстати, эти события с Машенькой и тремя медведями происходили в лесах недалеко от города Крапивны, где не раз бывал Лев Николаевич. А мой друг, профессор архитектуры Евгений Асс, ездил со студентами в этот город довольно часто и делал со своими подопечными проект по возрождению этого находящегося в жутком состоянии некогда замечательного городка. Так вот, студенты Асса проводили в Крапивне опрос местных жителей. Мол, что вам нравится и не нравится в вашем родном городе и что бы вы хотели в нем изменить? По-разному отвечали люди. Один человек ответил так: «Все плохо. Ничего не надо менять». Слова «плохо» и «ничего» у него были производными от одного короткого и всем известного слова. Так как оно всем известно, писать мы его здесь не будем. А фраза получилось очень емкой. Возможно, он, этот житель города Крапивны, случайный потомок великого графа.

«Л. Н. Толстой

ТРИ МЕДВЕДЯ

Сказка

Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена: она посмотрела в дверь, видит – в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.

В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.

Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.

Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой – Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться на стуле.

Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая – Михайлы Иванычева, другая средняя – Настасьи Петровнина, третья маленькая – Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю – было слишком высоко; легла в маленькую – кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.