А Скалдин: Затемнённый лик

Розанов ставит вопрос медицински и только медицински, без обиняков, не понимая, что слово "Дева" и понятие о девственности есть нечто гораздо большее. Девственность Марии находится в прямой зависимости от того, спас ли Христос мир. Если Розанов докажет мне, что мира Христос не спас, да и не спасал, тогда я соглашусь, что Марии не приличествует быть Девою. Ибо, повторяю в иной форме, девственность её стала непреложной лишь по воскресении Христовом; во Христе, своём Сыне, Она стала Девой и Невестой, утвердила своё девство. Церковь поёт: "Невеста Невестная", то есть иная, чем другие невесты.

Если бы Христос внял искушениям Дьявола в пустыне, после сорокадневного поста пал бы постыдно, то и девственность Марии пала бы. Дьявол - циник, и мы, вместе с ним, имели бы право на цинизм. Но Христос искушениям не внял, а потому, ради Него, Василий Васильевич, избавьте нас от новой "Гаврилиады".

О дьявольском цинизме мне придётся ещё говорить в конце статьи.

Розанов, наконец, не верит в чудо. Если можно зачать от Духа Свята, то можно и родить, оставаясь физически девою. И если для него затруднительно понять "становление девственной", то пусть бы уж думал попросту.

Об эстетическом восхищении Адамовым. У Розанова особое и постоянное тяготение к Адамову Раю - золотому веку человечества. Эстетическое же восхищение Адама Евою, пожалуй, можно видеть только во времена до грехопадения, да и говорить об этом в форме гадательной, ибо не следует ли предположить, что эстетические чувства выработались в человечестве постепенно, по принципу "не отведав горького, не узнаешь и сладкого". Это о положительной творческой эстетике. Отрицательная же эстетика возникла сразу после грехопадения, когда Адам и Ева взаимно устыдились своей наготы, почувствовали свое эстетическое бессилие. "Сшили опоясанья из листьев", да ведь во времени это почти то же, что издали закон о вреде порнографической литературы, поспешили себя явно ограничить.

Название древа познания добра и зла слишком прозаично для того, чтобы гадать о нём, что оно значит. Слишком прозаично по отношению к человеческой истории. Колебание маятника между сознанием свободы воли (красивым добром) и детерминизмом (некрасивым злом). Вот наги, нехорошо наги, а нас никто не спросил, хотим ли быть нагими. Так не хотим же. Красота спасёт мир (как давно знали об этом, задолго до наших времён), та красота, которую создадим. Так сошьём же себе красивые опоясанья. Жаль того, что никакие наикрасивейшие опоясанья не помогут там, где нужно красивое тело. Никакие маски.

Древний мир был под маской. Но явился Христос и, тайнодействуя, снял маску с мира в своём лице. Вот отчего образ Христов неизъяснимо прекрасен, что признаёт и Розанов, вот почему и Мария в Нем прекрасна.

Христа и Марию можно обнажить непостыдно. Если же ни один художник не сделал для нас этого, то потому, что мы недостойны зреть. Все, и сам художник. За спиной Данта и Владимира Соловьёва всегда стоит Фёдор Карамазов, хотя бы в лице Розанова, и просовывает сквозь их душу к картине свои цепкие пальцы. В одиночку всё это проделывать бы, но здесь индивидуализация созерцания была бы новым преграждением против единства и братства, и дерзости никого из святых не хватит на единичное созерцание. Оттого молитва святых, как и молитва мытаря, говорит одно: "Боже, милостив буди мне, грешному".

Мы изначально были наги беспомощно, с самого сотворения нашего. Только человек - истинный микрокосм и, как таковой, разумеется, отражённо наг, несмотря на все маски. Но он в микрокосме заключён, как зародыш в яйце, и только о том и старается, чтобы слиться воедино с макрокосмом, прорасти. Высшее наслаждение видеть и чувствовать Душу Мира.

Библия не нашей изначально-отраженной наготы. Когда Адам и Ева сказали Богу "увидели, что наги, и скрылись", Бог спросил: "Кто вам сказал, что вы наги?", т. е. не отрицал правдивости их слов, а только добавил, как некую неизбежную мысль: "Не познали ли вы добро и зло?"

Мы уже не хотим Адамова Рая. Вспомните Ивана Карамазова.

А, главное, помните: когда Адам и Ева друг от друга укрываются листьями, то где же здесь "эстетическое восхищение", о котором говорит Розанов?

Но вот великая правда, которую Розанов хорошо знает (за что ему спасибо), хотя и плохо толкует: все наши построения, вся этика и вся эстетика начинается с пола. Пол - краеугольный камень нашей истории, и в нём всё должно разрешиться, как началось с него, с того, что Адам и Ева увидели наготу пола.