Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год

«Что ты домом своим так дорожишь? Наследство? Это раньше отец с сыном с топорами друг на друга бросались из-за дома. А ты к тому прислонись, кто тебя покоить будет».

В этих разговорах жизнь, ее так не хватает в официальном общении.

Осень. Вечер. Солнце в рукав Волги утекло и за поворотом скрылось.

В течение 3 месяцев подряд – три защиты диссертаций, вышедших из нашей кафедры. Это хорошая заявка для утверждения пульмонологии в Саратове и признак продуктивности коллектива. Нужно найти свое направление в общем деле.

Первомайская демонстрация. Мы живем на большом проспекте, и демонстрация всегда идет мимо нашего дома. У кого другие дела в городе, стараются поскорее уехать, пока не перекрыли транспорт.

К 9 часам народ, в основном заводской, собирается на Вишневой, у завода «Знамя труда». Подходят, здороваются, толкаются, звучит смех. Много молодежи, девчат. Кое-кто с утра пораньше успел согреться. Приходит народ с детьми.

Организаторы торопят вставать в колонну. Оркестр пробует силы. В рядах в руках у людей знамена, транспаранты. Вот уже проспект полон. Растет напряжение. 9.10 – пошли… Небо над головой нежно-голубое, дома празднично украшены. На тротуарах – народу, не пройти. Дети перебегают из ряда в ряд, балуются. Старшие сердятся. Идем к Сенному рынку и дальше – в город. Поток людей мощный, разноголосый. Поют. В одном месте одну песню, в другом – другую, соревнуясь и перебивая друг друга… «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская страна…», «Катюша», «Труба зовет». Хозяеваидут!

На этот раз со мной Сашенька-внучка. Увязалась: возьми да возьми. Хорошо ей: ножки – легкие, люди вокруг – хорошие, как большие дети, музыка, шары, мороженое. Весело – игра такая: «Первомай».

Август. Поезд «Евпатория – Москва». Отличное настроение после отдыха в Крыму. В Запорожье села женщина лет 40. Едет в Москву с торговыми целями от частной фирмы. Непривычная для слуха откровенная ненависть к Советской власти. Пропаганда предпринимательства. Возникшие споры вызывают взаимное раздражение. Настроения как не бывало. Дело не в спорах, все это гораздо серьезнее и, видимо, совсем не частный случай. Опрокидывание советской идеологии снизу. (Сейчас бы мы сказали: «Это – цветочки». – Авт .)

Вспомнилось возвращение из Цхалтубо в Москву в 1981 г. В Краснодаре к нам в купе подсел уже немолодой крепыш из Управления строительством курортов на Кавказском побережье. Откровенно поделился, что едет к министру подписать нужные бумаги и вырвать финансирование. Везет тяжеленный чемодан водки специального розлива: «На трезвую голову не подпишет, а вот в сауне «под мухой» подсунуть бумагу можно, проверено». Ткнув ногой чемодан, добавил: «Этот бугай выжрет много, да и впрок нужно оставить». Поразила проза отношений жуликов с министром, проторенность подходов к нему, атмосфера уже привычной продажности и откровенного бахвальства. Впрочем, писал же Грибоедов: «Кому в Москве не зажимали рты обеды, ужины и танцы…».

Я и жена смотрели на бизнесмена как на диво, а он на нас как на ничего не ведающих взрослых детей. Но иногда он замолкал, хваткость его исчезала, и он посматривал на нас украдкой неожиданно серьезно и грустно, словно завидуя нашей счастливой честности, когда-то им утраченной.

Нужно сказать (теперь это стало очевидным), что жизненные наблюдения давали пищу для горьких раздумий гораздо больше и гораздо раньше, чем эти раздумья наконец появились.

Сентябрь. Поездка в Андижан. Места малознакомые. Стараюсь воспринимать увиденное и услышанное непредвзято.

Главное на Востоке – рынки, торговля. Магазины ломятся от товаров, а покупателей нет. Республика хлопка – особенно много тканей. Рынок – горы орехов, яблок, груш, гранатов, но и здесь покупателей нет. Продавцы и фрукты. Все дорого. Только к столу, для гостя, для больного. Цены высоки и неподвижны, потому что продают перекупщики, лишенные права широкой инициативы. Настоящей торговли нет, нет восточного базара, нет острой реакции.

Живу в гостинице, много хожу по городу. В 4.00 встал. С высоты хорошо виден аул. Прохладно. Над черными дворами и стволами деревьев, в застывшей тишине б голубом сиянии плывет луна. С восходом солнца зазвонил будильник, и в ту же минуту закукарекал соседний петух.

В чайханах одни и те же люди, определенный круг людей и потребностей. Сейчас – меньше, чем в прежние времена. Мужчина, какой бы низкий пост он ни занимал, дома у себя единовластен и высокопоставлен. Жена – домашний раб. Дети – исполнители воли и средство радости. Жена – только дома, а мужчина домой лишь заходит, а большую часть времени находится на работе, с друзьями, на улице, в чайхане. И так с утра до поздней ночи. Не жизнь, а какое– то мужское пиршество.