Лидия Чуковская: Памяти Фриды

На этих страницах часто встречаются домашние имена родных и близких Ф. Вигдоровой. Галя и Саша — ее дочери; Наталья — внучка, дочь Гали; Изя ее брат, офицер; Елена Сергеевна — ее свойственница, писательница И. Грекова; Руня (или Р. 3.) — Руфь Зернова, писательница; Раиса Давыдовна Орлова, писательница. — Примеч. сост.

Слова Р. Д. Орловой.

Я в это время лежала больная: у меня было кровоизлияние в сетчатку.

Эта запись теперь опубликована. См. «Огонек», 1988, № 49, с. 26–30. — Примеч. сост.

Тетя Фаня приходила помогать Фриде по хозяйству.

Верочкин муж.

Очередное наше заявление в защиту Бродского: на этот раз «поручительство».

Это было в ту пору, когда начальство уже сильно злобствовало на Фриду за ее запись суда над Бродским.

В 1956-м. Напоминаю, что в девятнадцатом веке в России «шестидесятые» начались в 1858-м году, а в двадцатом — в 1956-м.

Двадцать два года спустя Лидия Чуковская сделала такую запись:

«Памяти Фриды» имеет большой недостаток: тут всё правда, но не вся правда. Я писала эту книгу, обязавшись перед Галей и Сашей не писать ничего, что могло бы послужить помехой для переиздания Фридиных книг. И обещав не распространять написанное. Поэтому в этой книге отсутствует происходившая на моих глазах — и не без моей помощи — линия Фридиного освобождения от казенных лжей».

«Фридины повести — сантиментальная беллетристика. Она уходила от нее к мужественной документальной прозе — т. е. от разжиженной правдивости к страстной и строгой правде. К прозе ее вели ее записи, чуждые беллетристической полуправды. Два художественных произведения — запись о суде над генеральским сыном и над Бродским — порукой тому, что Фрида пришла бы и к правде, и к прозе. На смену жалостливости безразборных дружб шла суровость, которая вела ее к уединению и к искусству. К тяжелому бремени от радостной легкости. Я уверена, что в конце 60-х — начале 70-х она была бы исключена из СП: ее публицистика была бы уже такой крепости, что со страниц «Комсомольской правды» сбежала бы в Самиздат. Да и без всякого «бы»: первая запись, положившая начало Самиздату, была речь Паустовского на обсуждении романа Дудинцева, вторая — процесс Бродского. Обе сделаны Фридой. Если буду жива, окончив 3-й том Ахматовой — возьмусь за Фридину книгу. 15/ХI. 89».

Но вернуться к «Фридиной книге» Лидия Корнеевна не успела. Книга осталась такою, какою была написана «по свежему следу», в 60-е годы. Примеч. сост.