* * *
Они ничем не похожи друг на друга: флегматичный, худой Гребенщиков. И приземистый, тучный Семин — бывший зампрокурора Москвы. И ещё один бывший: следователь транспортной прокуратуры Георгий Цабрия. И тем не менее в сознании моем все эти люди есть единое целое…
…С пустыми руками идти в больницу было неудобно. В редакционном буфете я купил килограмм мандаринов, но перед самым входом в больничный корпус лопнул пакет, и мандарины желто-зелеными бомбами высыпались на снег. Это было очень красиво: яркие мандарины на искрящемся белом снегу. Красиво и одновременно символично — ведь нет ничего более противоестественного, чем мандарины на белом снегу…
Следователь Цабрия лежал на спине, обмотанный проводами. Он узнал меня сразу.
— Познакомьтесь, — сказал он, не приподнимаясь с матраца. — Это тот самый Хинштейн, с материалов которого все и началось.
Сидящие в палате люди повернулись в мою сторону. На какую-то секунду в воздухе повисла тишина, и под их взглядами мне стало не по себе, и я отвел глаза, как будто сделал что-то постыдное.
Я никогда не видел следователя Цабрия раньше, только разговаривал с ним по телефону. Мне и в голову не могло тогда прийти, что пройдет какой-то месяц, и я буду сидеть в больничной палате, сжимая в руках кулек с мандаринами, и смотреть, как булькают в капельнице воздушные пузырьки.
Многие детали стерлись уже из памяти, но я никогда не забуду красных, заплаканных глаз его матери, не понимающей, что происходит и почему её сын — самый лучший, самый честный — должен писать сейчас рапорт на увольнение, лежа на больничной койке. Никогда не забуду, как обреченно молчал, стоя у окна, его отец, сам прослуживший всю жизнь под сенью Фемиды… И уж точно не забуду того давящего, всепоглощающего, что ли, стыда, который пронзил, залил меня целиком. Ведь это по моей вине следователь Цабрия — крепкий 30-летний мужик — беспомощно лежал на спине, весь обмотанный проводами…
Его уволили тотчас же. Уволили лишь за то, что он поехал с обыском на ОРТ: изымать бухгалтерскую документацию. Уголовное дело по факту контрабанды на главном канале страны было возбуждено ещё в 99-м, после публикации моей статьи.
Почти полтора года блуждало оно по инстанциям, пылилось на столах и в сейфах, пока не попало в Московскую авиатранспортную прокуратуру. К следователю Цабрия.
Я и близко не представлял себе подлинных размеров воровства телемагнатов. До казны не дошли миллионы долларов. Но оказалось, что за преступления у нас не наказывают. Наказывают, наоборот, тех, кто пытается эти преступления раскрывать, потому что тревожить покой телезвезд не позволено каким-то вшивым следователям.
Уже на другое утро после обыска всех, кто был причастен к этому делу, вызвали на ковер. Следователя Цабрия, московского транспортного прокурора Никонова, начальника управления Морозова. Мат был слышен даже в коридоре.
— Пиши рапорт на увольнение, — это были чуть ли не единственные литературные слова, сказанные тем утром. И Цабрия написал. Он не написал другого — что обыск на ОРТ ему якобы велел сделать замглавы президентской администрации Дмитрий Козак, тот самый автор судебной реформы Козак, одно упоминание о котором повергает прокурорскую верхушку в транс.
Конечно, я не могу доказать, кто именно добивался компромата на Козака. Ни один из участников «беседы» никогда не скажет об этом публично. А посему воспользуюсь термином, пошедшим гулять по стране с легкой руки прокуратуры: «Это был человек, похожий на первого заместителя генпрокурора Юрия Бирюкова».
А назавтра у следователя Цабрия случился сердечный приступ. «Скорая» забрала его в больницу в бессознательном состоянии.
Это было уже после того, как, узнав об итогах «визита», заместитель транспортного прокурора Москвы Вахид Абубакаров — человек, с самого начала занявший твердую позицию по делу ОРТ, — надел генеральский китель и отправился на прием к Устинову. Что он хотел доказать? На что надеялся? А может, просто взыграл кавказский темперамент, ведь Абубакаров тоже был чеченцем? Как и Магомадов, как и Бекмурзаев. Но это был совсем другой чеченец…
Когда боевики во главе с Дудаевым ворвались в здание республиканской прокуратуры, собрали всех сотрудников и объявили, что отныне они будут служить новой власти и защищать новые законы, Абубакаров сказал: если мы защищаем законы, то первое, что надо сделать, — это возбудить против вас уголовное дело за организацию переворота. Он думал, что Дудаев убьет его на месте, но Дудаев был куда благороднее, чем нынешние руководители Генеральной прокуратуры.
Читать дальше