Василий Захарько - Звездные часы и драма «Известий»

Какой-то весь никакой. Просто серый. Пугливый до невозможности. По-моему, он и меня боялся: как же, крутится там рядом с Брежневым… Но мне от этого было легче, меньше вмешивался в мои публикации.

Меняя, расставляя по-своему кадры, Алексеев не принимал быстрых решений, долго взвешивал все «за» и «против». Припоминается случай, как ко мне подошел его помощник Слава Лукашин и свойственным ему дружески-интригующим тоном сказал:

— Старичок, ты замредактора отдела, а Петр Федорович мог бы тебя сделать редактором. Он мне говорил об этом.

— Кто ему мешает? — засмеялся я.

— Лично ты! — ответил Слава. — Тебе уже за тридцать, а ты неженатый!

В ответ пришлось сказать, что теперь я специально не женюсь, чтобы не считали меня карьеристом. Шутки шутками, но это так и было: для Алексеева первостепенное значение имела анкетная, по-советски догматическая безупречность своих кадров. У него болели глаза, он делал несколько операций, носил большие очки с разными диоптриями. Но читал до подписания полос всю газету, от первой до последней строки и всегда благодаря интуитивному цензорскому чутью безошибочно обнаруживал то место, ту фразу, что несли серьезную критическую мысль и были особенно дороги автору. Истолковывал ее как антисоветчину и непременно вырубал своим толстым фломастером. Фактически отстранил от газеты Анатолия Аграновского, проблемными очерками которого зачитывалась вся страна. Зарплату ему исправно выплачивал, только бы не приносил материалы, которые могли вызвать раздражение «наверху». Наверное, и наполовину не использовался потенциал таких маститых журналистов, как Егор Яковлев, Владимир Надеин, Александр Васинский, Олег Павлов, Альберт Плутник, Леонид Шинкарев, Эдвин Поляновский, Ирина Дементьева, Евгений Жбанов, Ирина Круглянская и многих других. Плюс ко всему главный редактор превратил в сухую формальность летучки, которые всегда были местом дискуссий, зачастую довольно интересных и полезных для умов. Обычно здесь оценивались и свежие номера «Недели», воскресного приложения газеты, после чего уже шел общий разговор о двух изданиях. Но когда сотрудник «Недели» Александр Коган позволил себе слегка пожурить несколько номеров «Известий» за скуку и мелкотемье, Алексеев запретил на летучках обсуждать «Неделю». Завел правило: доклады по газете делают редакторы отделов, их замы — и никто из тех, что ниже по должности.

Сверхзадачей всех кадровых перемен, повседневных требований, капризов главного редактора было издание газеты, отвечающей его вкусам, а они поражали редакцию своим примитивизмом, вызывали издевательский смех в журналистской среде. Например, он долго добивался и добился того, чтобы в каждом номере на первой полосе печаталось пятнадцать маленьких портретов героев труда — по одному из каждой союзной республики. Или в каждом номере шла целая полоса мелкой, в несколько строк информации, но чтобы ни в коем случае дважды не повторялся ее адрес. Если, скажем, из Ленинграда или Киева, Свердловска или Новосибирска поступили две новости, которые важнее всех остальных из других регионов, то на этой полосе и вообще в номере надо печатать только одну из них. Словом, вкус внедрялся еще тот. Ну а его критерием была одна, но пламенная страсть Алексеева: газета должна нравиться всесильному члену Политбюро ЦК КПСС Суслову, который и посадил Петра Федоровича в кресло руководителя «Известий». И она Суслову нравилась.

Однако я был бы несправедливым по отношению к Алексееву, если бы не сказал, что многие известинцы вспоминают его с благодарностью. В различных чисто житейских ситуациях он бывал отзывчивым на просьбы людей, участливым к их заботам, проблемам. При его содействии десятки семей улучшили свои жилищные условия, многие получили отдельные квартиры. Своими письмами в разные инстанции он помогал решать вопросы с детскими яслями, школами, больницами. Но он же, Петр Федорович, в принципе не любил общения с людьми. Так, чтобы ему реже видеться с рядовыми сотрудниками, один из двух редакционных подъездов вместе с лифтом был закреплен лично за ним и редколлегией. В общем, еще одно подтверждение вечной истины, что человек — существо сложное, противоречивое…

Итог редакторской деятельности Алексеева впечатляет. Приняв газету с тиражом в 6 миллионов 817 тысяч экземпляров, он уронил его за шесть лет почти на два миллиона, до 4 миллионов 900 тысяч. Дальнейшее падение прервала смерть Л. И. Брежнева в ноябре 1982 года. Для нового генсека Ю. В. Андропова было важно видеть во главе столь высокой трибуны, как «Известия», своего человека, кому бы он полностью доверял. В свое время Андропов заведовал отделом социалистических стран ЦК КПСС, у него тогда сложились хорошие взаимоотношения с заместителем, Л. Н. Толкуновым. Теперь ему, председателю АПН, было сделано предложение вернуться на Пушкинскую площадь, принятое им без минуты на размышление.