Валерия Башкирова - 13 отставок Лужкова

И все-таки тогда Лужков проиграл. Конечно, пресс-центр мэрии со скорбью заявил, что такое решение КС приведет «к хаосу и гибели населения», но решение это было выполнено. Новую Конституцию приняли только три года как и относиться к ней совсем пренебрежительно тогда еще стеснялись.

Прошло 14 лет. Дорожный хаос в Москве на улицах точечно-сплошной застройки имеется, но массовой гибели москвичей вроде нет (если не считать прошедшего лета, явно не связанного с судебными решениями). Цены на квартиры в Москве стали такими, что та сумма за регистрацию кажется сейчас смехотворной – полтора квадратных метра. А Лужкова уволили с позором, но не за то, что он, например, плохой мэр, а в Москве, например, какие-нибудь хаос, или гибель, или коррупция, или 31-я статья Конституции не выполняется. А за то, что не захотел, приняв позу подчинения, уволиться сам. За выпирание кепки из вертикали. И вот удивительно: вместо, казалось бы, законной радости у меня какое-то странное чувство. Парадокс: вроде бы зло наказано, но добра при этом не прибавилось, а наоборот – зла будто стало больше. И еще почему-то кажется, что если бы мне сейчас вдруг пришлось судиться за Конституцию, то я могла бы и проиграть.

Константин Михайлов, координатор «Архнадзора».Показательно, что первыми шагами временной городской администрации во главе с Владимиром Ресиным были отказы от больших лужковских проектов «великой эпохи» – музейного комплекса на Боровицкой площади и памятника Петру Великому. Можно, конечно, усмотреть в этих шагах попытки умиротворить городское общественное мнение. Причем почти беспроигрышные: так опытный шахматный мастер, стараясь запутать оппонента, жертвует ненужными пешками. Боровицкий проект, пусть и одобренный лично Лужковым, все же был и по сути (т. е. по назначению и финансированию) остается федеральным, практически кремлевским. Петр на Москве-реке, по-видимому, был дорог на этом месте в этом городе двум людям: мэру и его некогда любимому скульптору. Возлюбленные инвестиционные партнеры московского правительства не извлекали из него никакой выгоды, а городской заказ на перенос колосса наверняка способен кого-нибудь порадовать.

Но суть не в этом: сразу после ухода Лужкова его наследники сочли, что именно частичный отказ от его именно архитектурного наследства будет благотворно воспринят городским обществом. И, в общем, не ошиблись.

Автор этих строк должен покаяться в косвенной причастности к судьбе гипотетического бронзового изгнанника. После «дня утраты доверия» координаторам «Архнадзора» стали звонить журналисты – узнать, как мы теперь думаем обустроить историческую Москву. Один из коллег в числе прочего спросил меня, что будет теперь со скульптурами Зураба Церетели. Я простодушно ответил, что предпочел бы видеть Петра и зверушек с Манежной площади в каком-нибудь городском парке. Через полчаса информационные сайты стали наперебой сообщать, что «Архнадзор» предлагает снести все памятники Церетели в Москве… От частных предпочтений до городской программы действий дистанция огромного размера – мало ли кто что предпочитает. Я вот еще предпочел бы, например, чтобы Сухарева башня высилась на своем месте, а Софийские соборы в Новгороде, Киеве и Полоцке стояли, как встарь, в одном государстве. Но это ведь не повод провозглашать, что «Архнадзор» требует немедленно бросить все неотложные городские дела и заняться восстановлением Сухаревой башни и СССР в придачу!

Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется, тем более несказанное. Но когда и Владимир Ресин спустя три дня заговорил о переносе монумента, стало понятно, как набирают материальную силу витающие в воздухе идеи отказа от лужковского наследства. Памятник Петру – не просто памятник, это символ. Символ «лужковского стиля» в градостроительном искусстве и лужковского стиля в управлении художествами в городском пространстве. И город, терпевший бронзовый символ в комплекте со всеми остальными живыми, видимо, не мог не заговорить об избавлении.

Иными словами, случилась реакция отторжения инородного художественного тела. Это только кажется, что Москва, как бумага, все терпит. Особенным духом московская культура пропитывала все стили искусства. Искусствоведы знают, что такое «московский классицизм» и чем он отличается от «петербургского», они могут растолковать отличия «московского ампира» от наполеоновского и московского модерна от венского сецессиона. «Всеядность» Москвы, рассказы о многовековом отсутствии в ней единого художественного замысла и ансамбля – не более чем миф, усердно внедрявшийся в сознание в последние 15 лет: он весьма удобен для оправдания любых градостроительных злодеяний или чудачеств.