Валерия Башкирова - 13 отставок Лужкова

Отечественный опыт 1990-х гг. однозначно свидетельствует: таким способом нам не удалось реконструировать ни одного здания. Мы умеем разрушить и отстроить заново, а вот оставлять и сохранять – это мы не можем. Мы попробовали с Гостиным Двором – и вроде бы это то же самое здание, которое было, но только на самом деле все равно – муляж.

Строительство храма Христа Спасителя, как ни верти, принципиально уравняло историю и новодел в общественном сознании: для большинства населения Юрий Лужков доказал, что он может строить ничуть не хуже царей, потому борьба против сноса перестала быть общественно значимой. Вопрос стал узкоспециальным, но специалисты по охране в своем наиболее деятельном и разумном большинстве все инкорпорированы в лужковские комиссии и советы. Жизнь их насыщена и интересна, они заседают в этих комиссиях, которым для работы нужны заключения экспертов, их фирмы заняты подготовкой этих исследований под доказательство возможности и необходимости нового строительства в центре и новых сносов. И архитекторы, и инвесторы относятся к этой аналитике с заранее проплаченным результатом как к легализованной форме взятки и уважают охранников памятников примерно так же, как население уважает гаишников.

Вдобавок начался восхитительный процесс дележа памятников между Москвой и федеральными властями, который окончательно доказал, что высокие проблемы сохранения нашего наследия – это просто вопрос о том, кто будет собирать дань.

История перестала быть всеобщей – она приватизировалась, а общественная защита частных интересов группы мытарей – это нонсенс.

Леса с нового здания Военторга на Воздвиженке сняли в августе 2008 г. Эксперты-историки с презрением отвернулись, московское правительство осталось довольно.

То, что новый Военторг не соответствует тому, который был снесен в 2003 г., – тривиальная истина факта. Тут не о чем рассуждать – это другое здание. Оно в шесть раз больше. Оно построено в другом материале: старый Военторг был штукатурный, нынешний из полированного гранита, который трудно отличить от пластика. Оно другой формы. Изменен ключевой элемент – угловая башня, она была прямоугольная с длинными тягами и трехчастным делением окон, а стала скругленная с куполом. Исчезли эркеры, исчезли поэтажные членения. Вообще все черты, делавшие это здание памятником «венского» модерна начала XX в., тщательно убраны, и во всех деталях, членениях и пропорциях это характерный офисно-торговый центр лужковского стиля.

Это прискорбно и отвратительно. Но остается вопросом, отнеслись бы эксперты к этому зданию как к менее прискорбному и отвратительному, если бы оно было построено точно по чертежам Сергея Залесского 1911 г. Ведь это все равно была бы фальшивка, а чем фальшивка ближе к подлиннику, тем она преступнее. Фальшивые здания – то же, что и фальшивые деньги. С того момента, как со здания сняты леса, они выпущены в оборот, уже стоят и обманывают людей, делают вид, что они подлинники, хотя сами – фальшивки.

Но, согласитесь, фальшивомонетчик, нарисовавший сто долларов по своему вкусу, так, как ему кажется правильнее и симпатичнее, – существо даже трогательное в своей наивной беспомощности по сравнению с холодным циником, рисующим купюру так, что ее не отличишь без детектора.

С трагическим видом эксперты сетуют, что вот, мы же предупреждали, мы же советовали, надо было не выдвигать вперед мансарды, нельзя использовать полированный гранит, надо было сохранять пропорции. Но нас не послушали, и посмотрите, какой неудовлетворительный результат.

Эксперты в этой ситуации больше напоминают старых респектабельных фальшивомонетчиков, которым достался редкостный придурок-ученик. Он с энтузиазмом порет какую-то отсебятину, вместо того чтобы копировать, чего показали.

Поразительно, что с этой своей крайне экзотической бедой охранники выходят к обществу и на полном серьезе требуют сочувствия – нет, ну вы посмотрите на этого оболтуса, ну он же вообще ничего не понимает. Пропорции перепутал, материал перепутал, форму башни перепутал – ну что же с таким делать, граждане? Можно сделать фармазона из такого феноменального кретина? Помогите, граждане!

Кто же этот художник? С одной стороны – это архитектор Владимир Колосницын, известный своим зданием ресторана поперек Чистых прудов. С другой стороны, московская власть воспринимает архитектора как существо, способное более или менее плохо нарисовать пути канализационных труб, электрических подводок, вентиляционных коробов и обеспечить потребное количество квадратных метров. За художественный облик она отвечает сама, сама говорит, чего рисовать, сама принимает нарисованное, сама подписывает, сама выпускает постановление правительства с проектом в виде приложения. Так что мэрия и Владимир Колосницын тут, как минимум, выступают как соавторы, навроде Кукрыниксов.