Ричард Докинз - Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной

Совпадение — это множественная невероятность. В любую отдельно взятую минуту моей жизни вероятность того, что в меня ударит молния, составляет, даже если брать с запасом, всего лишь 1 к 10 млн. Вероятность того, что я стану призывать на себя громы и молнии, также в каждую конкретную минуту очень невелика. За прожитые мною к настоящему моменту 23 400 000 минут я сделал это всего однажды и сомневаюсь, что придется когда-либо еще, так что давайте оценим шансы как 1 к 25 млн. Чтобы рассчитать вероятность совпадения обоих этих событий в любую конкретную минуту моей жизни, надо перемножить их вероятности между собой. По моим грубым подсчетам, это будет где-то один к 250 трлн. Случись со мной столь невероятное совпадение, я решил бы, что это чудо, и в дальнейшем попридержал бы язык. Но, пусть вероятность такого совпадения крайне мала, мы все же можем ее вычислить. Она не равна в буквальном смысле нулю.

Что же касается мраморной статуи, то молекулы мрамора непрерывно перемещаются туда-сюда в случайных направлениях. Движения различных молекул гасят друг друга, и потому в целом рука статуи остается неподвижной. Однако, если по чистой случайности все молекулы одновременно переместятся в одном и том же направлении, рука пошевелится. Если потом они точно так же одновременно двинутся обратно, рука вернется на место. Ровно в такой степени это возможно . Мраморная статуя может помахать нам. Вероятность такого совпадения невообразима, но не неисчислима. Один наш физик любезно рассчитал ее для меня. Всего времени, которое существует Вселенная, не хватит, чтобы записать все нули у получившегося числа. Примерно с такой же степенью вероятности корова может перепрыгнуть через луну. Вывод на этом этапе рассуждений следует такой: наши вычисления способны зайти в область чудесного гораздо дальше наших представлений о том, что считать правдоподобным.

Давайте-ка задержимся на этом вопросе: что мы считаем правдоподобным? Вещи, которые мы можем счесть таковыми, представляют собой узенькую полоску посередине широкого спектра тех событий, которые на самом деле могут случиться. Порой она более узка и по сравнению со спектром тех событий, которые действительно имеют место. Тут хорошо подойдет следующая аналогия. Наши глаза приспособлены иметь дело с узким диапазоном электромагнитных частот (тех, что мы называем светом), находящихся где-то посередине широкого спектра с длинными радиоволнами на одном конце и с коротковолновыми рентгеновскими лучами на другом. Мы не видим лучей, располагающихся за пределами нашей узенькой полоски, однако мы можем производить расчеты с ними и создавать инструменты, которые их улавливают. Точно так же нам известно, что масштабы пространства и времени сильно превосходят область того, что мы в состоянии себе отчетливо представить, — как с большей, так и с меньшей стороны. Нашему разуму неподвластны огромные дистанции, с которыми имеет дело астрономия, и малые расстояния, которыми занимается ядерная физика, но мы можем изобразить их в виде математических символов. Наш разум не может представить себе период времени длиной в пикосекунду, но мы в состоянии производить вычисления с пикосекундами и создавать компьютеры, которые производят вычисления за пикосекунды. Не может он представить себе и периода времени длиной в миллион лет, не говоря уже о тех тысячах миллионов лет, которые геологи ежедневно используют в своих расчетах.

Подобно тому как наши глаза видят только ту узкую часть спектра электромагнитных излучений, к которой приспособлены естественным отбором, наш мозг тоже устроен так, чтобы понимать расстояния во времени и пространстве только в пределах узкой полоски значений. Можно предположить, что у наших предков не было необходимости иметь дело иметь дело со значениями, выходящими за рамки повседневной пользы, и потому у мозга никогда не вырабатывалась способность представлять себе эти значения. Вероятно, неспроста размер нашего тела длиной в несколько футов находится приблизительно посередине диапазона тех расстояний, которые мы в состоянии вообразить. А продолжительность нашей жизни длиной в несколько десятилетий примерно посередине диапазона сроков, которые мы можем себе представить.

То же самое можно сказать и по поводу всяческих невероятностей и чудес. Давайте мысленно нарисуем градуированную шкалу невероятностей, аналогичную шкале размеров от атомов до галактик или временнóй шкале от пикосекунд до эонов. Нанесем на нее несколько отметок. На крайней левой точке этой шкалы располагаются события, которые произойдут практически наверняка, — например, завтрашний восход солнца, предмет заключенного Г. Х. Харди пари на полпенни. Неподалеку от этой крайней точки будут находиться те явления, что лишь слегка невероятны, например выпадение сразу двух шестерок на паре игральных костей. Вероятность этого события составляет 1: 36. Подозреваю, что с каждым из нас оно происходило довольно часто. Следующей отметкой, которую мы нанесем, двигаясь в правую сторону спектра, будет вероятность идеального расклада в бридже, когда каждый из четырех игроков получает все карты одной масти. Вероятность такого события составляет 1: 2 235 197 406 895 366 368 301 559 999. Давайте назовем это число как “один раскладион” — единица невероятности. Если событие, невероятность которого равняется одному раскладиону, произойдет именно тогда, когда будет предсказано, мы должны будем констатировать чудо или, что вернее, заподозрить мошенничество. Но оно может произойти и при честной игре, и это во много-много-много раз вероятнее того, что нам помашет мраморная статуя. Тем не менее, как мы видели, и у этого последнего события есть свое законное место на шкале того, что может произойти. Вероятность его измерима, хотя и измеряется она в единицах куда более крупных, чем гигараскладионы. Между выбрасыванием двух шестерок при игре в кости и идеальным раскладом в бридже располагается целый ряд более или менее невероятных событий, которые время от времени случаются: удар молнии в конкретного человека, крупный выигрыш в футбольном тотализаторе, попадание в лунку в гольфе с одного удара и тому подобное. Где-то в этом же ряду находят себе место и те зловещие совпадения, что заставляют нас покрываться мурашками, — например, когда мы видим во сне какого-то человека, о существовании которого до этого не вспоминали десятилетиями, а потом узнаем, что в ту же самую ночь он умер. Однако, как бы ни впечатляли нас такие жуткие совпадения, когда они происходят с нами или с кем-то из наших друзей, их невероятность измеряется всего лишь пикораскладионами.