Ростислав Ищенко - Украина в глобальной политике

Перенесение акцента на втягивание России в открытые конфликты (Грузия, Сирия) также оказалось неудачным. Россия в обоих случаях смогла не сделать выбор из двух зол, а найти третий вариант. В случае с Грузией она сумела не втянуться в длительную войну с высокими потерями (своего рода кавказский Афганистан), но и не отказалась от защиты своих союзников, что предполагалось в качестве альтернативного варианта. В Сирии ей удалось не допустить атаки на Асада по образцу ливийской, но при этом не вступить с Западом в прямую конфронтацию. Оружие и решимость его применить были продемонстрированы, однако и политические условности соблюдены. США и их европейским союзникам Москва позволила, сохранив лицо, выйти из ловушки, в которую они сами себя загнали (когда нельзя было нанести удар по Сирии из-за опасности вступить в военное соприкосновение с российской эскадрой и нельзя было не ударить, поскольку все «красные линии» были Асадом перейдены и ни один ультиматум не был выполнен).

Когда США готовили и проводили переворот на Украине, они традиционно предлагали России выбор между плохим и худшим. Можно было вмешаться сразу после переворота и, имея под рукой «законного» Януковича, послать войска наводить порядок. В таком случае Россия нарвалась бы на обвинения в том, что душит народную революцию, возвращая к власти кровавого тирана. Обвинения были бы тем более правдоподобными, что к этому моменту Янукович воспринимался как предатель всей пророссийской Украиной, а также всей оставшейся в стране элитой Партии регионов. У него не осталось сторонников на Украине, так что он мог бы удержаться у власти только за счет российской военной поддержки. Сложилась бы ситуация, аналогичная той, что могла сложиться в Грузии, заверши Россия войну 08.08.08 в Тбилиси свержением Саакашвили: отношения с ЕС и престиж России в мире были бы безнадежно подорваны, все возможные санкции введены, а все свободные ресурсы Москвы оказались бы надолго связаны на Украине. Евразийская интеграция в лучшем случае остановилась бы, в худшем – двинулась вспять.

Можно было проигнорировать переворот и занять выжидательную позицию. Тогда уже в первой декаде марта в Крыму начали бы резню русских совместными усилиями боевиков нацистских организаций, подвезенных с материковой Украины, и местными силами Меджлиса крымско-татарского народа. Задача – спровоцировать флот на стрельбу, и с вероятностью минимум 90 % он начал бы стрелять. Слишком много в Крыму семей флота, друзей флота, пенсионеров флота. Вряд ли офицеры флота смогли бы смотреть на то, как их уничтожают, и ждать приказа из Москвы. Первые же выстрелы с кораблей вызвали бы заранее заготовленную «реакцию мирового сообщества», которое осудило бы нападение российских войск на мирных граждан, приведшее к многочисленным человеческим жертвам, потребовало бы наказать виновных и, конечно, поддержало бы требование властей Украины о немедленном выводе флота из Севастополя и Крыма. Для убедительности и демонстрации серьезности намерений к Севастополю подошло бы три-четыре американских (и союзных натовских) фрегата и эсминца (более чем достаточно, чтобы запереть флот в бухте), ну а в Эгеиде на всякий случай болталась бы американская ударная авианосная группа.

При таком варианте развития событий у Москвы вновь был бы выбор между плохим и худшим:

Å можно было принять на себя ответственность за действия флота и начать переговоры об эвакуации из Крыма российских граждан и тех граждан Украины, которым угрожает опасность и которые изъявят желание сменить гражданство на российское;

Å можно было заявить о том, что флот действовал без приказа, на свой страх и риск, и Россия за это ответственности не несет; но это дало бы возможность США и НАТО поставить вопрос о своем праве на силовое подавление соединения, вышедшего из подчинения властям и ведущего боевые действия против граждан другой страны, заодно был бы подорван престиж российского руководства в военной среде.

России в Крыму собирались зеркально вернуть Сирию. Только уйти, сохранив лицо, никто бы не позволил. Джентльменское отношение к противнику не в европейских и уж тем более не в американских традициях. В общем, Москва должна была воевать в любом случае, воевать в безнадежной с политической точки зрения ситуации, когда никакое военное решение, никакая победа, никакое занятие территории не дают окончательного, юридически закрепленного международно-правового решения. Наоборот, каждый следующий шаг усиливает изоляцию, связывает все больше ресурсов, требует все большего напряжения сил.