Дмитрий Соколов-Митрич: АнтиГрабовой. Кто «воскрешает» наших мертвых?

Они очень быстро повзрослели, — продолжает Валерий Юханов. — 12-летние стали 15-летними. Их уже не заставишь ходить в музыкальную школу. Они говорят: «Я лучше буду боксом заниматься». Многие на вопрос, кем ты хочешь стать, отвечают: «Террористом». Это тоже объяснимо. Увидев своих родителей в беспомощном состоянии, они инстинктивно пытаются заменить их особой, стараются стать сильнее отцов. А так как именно террористы пошатнули в их глазах родительский авторитет, они ассоциируют эту силу именно с боевиками.

Параллельно мы сейчас организовываем группу поддержки для взрослых, — продолжает Галина Самарская, руководитель мобильной группы психологов из Ростова. — Если ребенок видит, как рушится внутренний мир его родителей, то его собственный внутренний мир рушится в 4 раза быстрей. Уже сейчас у нас весь день загружен. В основном, работаем по вызовам: у многих бывших заложников развилась боязнь открытого пространства и они просто не выходят из дома. Кроме того, после теракта в городе сложилась непростая социальная обстановка, традиционные взаимоотношения между людьми пошатнулись: одни испытывают страшное чувство вины, что остались живы, другие — наоборот, чувство мести к тем, кто был внутри и не смог спасти их детей. Во взрослых людях тоже кипит подавленная агрессия, которую они не знают, как выплеснуть. Для них сейчас ключевая потребность — это потребность в ясности. Кто виноват? К кому испытывать ненависть? Им не обязательно мстить, хотя этот обычай — тоже способ избавиться от подавленной агрессии, для них главное — до конца понять, что произошло. Ненавидеть какую-то одну сторону психологически легче, чем всех и никого. Им сейчас бессмысленно говорить, что терроризм не имеет национальности, что не бывает плохих народов и так далее. Требовать от них толерантности сейчас — это значит заставить их ненавидеть весь мир.

На прием заходит очередная посетительница — Фатима Калоева. Она привела свою дочь Элину. Фатима — троюродная сестра того самого Виталия Калоева, который спустя год после столкновения самолетов над Боденским озером нашел и зарезал швейцарского диспетчера.

Как ни странно, труднее всего сейчас тем матерям, которые не были там со своими детьми, — продолжает после осмотра Фатимы Галина Самарская. — Даже тем, у которых дети остались живы. 3 сентября, когда эти матери узнали, что дети живы, они испытали сильнейший психологический шок.

3 сентября? Может, 1-го, когда узнали, что дети в заложниках?

Нет. 1 сентября эти матери умерли. Психологически умерли. Знаете, как солдат, когда идет в атаку, он психологически умирает. Ему уже не страшно. И они успели закрепиться в состоянии психологической смерти. А 3-го вдруг выяснилось, что надо жить. Воскресать из мертвых. Жить после смерти [1].

Школьный переулок — самое страшное место в городе. Только из двух домов — 37-го и 39-го — после теракта вынесли 33 гроба.

— Раньше это было самое шумное место в Беслане, а теперь ни одного ребенка здесь не осталось, — говорит жительница Школьного переулка Маргарита Басаева. Маргарита сразу оговаривается, что никакого отношения к тому Басаеву не имеет. — В Осетии много хороших Басаевых, и большинство из них родом из Куртатинского ущелья, того самого, откуда в XVIII веке к русской царице направилась делегация с просьбой о присоединении Осетии к Российской империи. У меня самой там никто не погиб, но когда я возвращаюсь домой, ощущение такое, как будто у самой дом пуст. Говорят, что время лечит боль, но теперь я в это перестала верить. Я вижу этих людей каждый день — боль у них только усиливается. Те, кому за 40, — я уверена — не снимут траур уже до самой смерти.

Школьный переулок называется так потому, что рядом с ним та самая школа. Сейчас она превратилась в стихийный мемориал, который стал выразительнее рукотворного. Весь спортзал — в пепле и цветах. Цветы стоят в бутылках с «Мириндой», «Фантой» и прочей химией, но почему-то не вянут неделями. На стенах спортзала надписей нет — на стенах бумажные ангелочки с именами погибших. Их сотни. Надписи появляются дальше, в коридорах самой школы: «Мама! Я не могу без тебя жить. Найдись, пожалуйста», «Руководство — сами бандиты. И Аушев», «Альфа, Вымпел — спасибо, ребята!», «Россия — Родина, Осетия — колыбель», «Отомстить никогда не поздно», «Молодежь! Почему молчите за детей», «Бесланцы, мужества вам и терпения. Да поможет вам Бог!», «Мы скорбим по погибшим людям. Молимся за тех, кто их спасал. Проклинаем тех, кто их убивал» и вдруг: «Лида — сука!»