Николай Добролюбов: Народное дело. Распространение обществ трезвости

В воскресенье, 1 марта, во всех римско-католических костелах в Вильне произнесены были проповеди о воздержании, с целью распространения братства воздержания или трезвости. Объяснены были правила братства и порядок вступления в оное и представлены гибельные следствия пьянства. В кафедральном соборе св. Станислава говорил тамошний викарий, ксендз Тукальский; в костеле св. Иоанна – местный вице-настоятель, ксендз Гундиус. Оба эти достойные патеры произвели самое глубокое и трогательное впечатление, и благородные их усилия, а равно и многих других благочестивых священников, уже увенчались полным успехом, ибо в тот же день в кафедральном соборе и Остробрамском костле св. Терезии уже начали вступать в братство. В кафедральном соборе первые подали пример члены виленского капитула, за ними многие помещики и чиновники и тысячи народа. Записывались до девяти часов вечера. Сегодня во множестве вступают в братство и в других костелах и исполняют условия трезвости на тех же самых основаниях, как и в Ковенской губернии. Говорят, много шинков будет закрыто: по крайней мере это верно касательно тех, которые помещаются в домах, находящихся в заведовании духовенства, и которые совершенно уничтожены. Так точно, кажется, поступает католическое духовенство и во всей виленской епархии, заключающей в себе, кроме Виленской, и губернию Гродненскую.

Радуясь усилиям духовенства и опять-таки оставляя в стороне народ, на который его внушения действовали, многие уверяли сначала, что факт отречения от водки только и мог возникнуть на почве католического фанатизма и должен ограничиться западными губерниями… Не хотели обратить внимания на то, что столь общее и внезапное движение не могло быть следствием одного красноречия, а должно было иметь причину в самой жизни… Не хотели видеть и того, что опыты отречения от водки начались во многих местах еще прежде, чем проповедь ксендзов получила столь торжественное сочувствие и организовалась повсеместно во что-то систематическое. Тот же корреспондент, который рассказывает об успехе виленской проповеди, сообщает в том же письме следующее:

Еще прежде некоторые здешние цехи, в особенности сапожный и столярный, сделали между собою добровольное условие следить друг за другом и всеми мерами отвращать пьянство. Они решили, между прочим, что всякий нарушивший обет в первый и во второй раз должен уплатить денежный штраф, а в третий раз лишается звания; так, например, мастер поступает в подмастерье, подмастерье в ученики, а ученики на известное время совсем удаляются из цеха.

Уж и из подобных известий можно бы видеть, что народное движение в пользу трезвости происходило, или могло происходить, и независимо от ксендзов. Но для неверующих нужны были доказательства более очевидные. Народ не замедлил представить их, по своему обыкновению – не на словах, а на деле.

Из газетных известий оказалось, что в то самое время, когда общество трезвости образовалось в Ковенской губернии, то же самое начиналось в Сердобском уезде Саратовской губернии, на расстоянии с лишком полуторы тысячи верст от Ковно. Но там дело не пошло в ход: откуп на первый раз обманул и соблазнил крестьян уверением, что излишек цены, платимой ими за вино, идет на выкуп их от помещиков (что, как известно, действительно предлагаемо было г. Кокоревым) {13}. Однако же на этом дело не остановилось: факт немилосердного возвышения цен и понижения качества вина, вместе с общим увеличением дороговизны на все предметы, не был местным явлением, а тяготел равно над всею Россией). Факт этот был уже слишком тяжел и беззаконен, чтобы не вызвать себе противодействия, и действительно вызвал его… В половине января узнали мы о зароке не пить вина, сделанном в Зарайском уезде Рязанской губернии («Указатель политико-экономический», № 3). В то же время получено известие из Нижнего – о том, как там крестьяне праздновали крещенье. Приведем об этом несколько строк из «Русского дневника» (№ 20):

На крещенском торгу нынешнего года приезжих из окрестных селений крестьян было, как уверяют, до 10 000 человек; но откупщики, всегда рассчитывавшие на этот день, как на день благостыни, на этот раз горько обманулись. Бывало, в эти дни к вечеру весь народ более или менее навеселе; теперь не то: трезвые приехали на торг, трезвые и уехали восвояси. Сходят в питейный дом, приценятся к водке, да, видя, что сильно вздорожала, тотчас и домой. И все тихо, спокойно, без шуму. Говорят, что откупщики терпят большой убыток. Народ это знает, и в деревнях и на базарах так толкует: «Так не будем же пить, – дадим зарок; пускай их откупщики да целовальники сами выпьют все вино, а мы не хотим, не станем». То же явление повторяется и по другим местам Нижегородской губернии и в соседних. Надо ожидать, что это заставит откупщиков понизить цены на вино. Слухи, расходящиеся по народу, о том, что там перестали пить, в другом месте перестали пить, – приветствуются с живою радостью и поддерживают решимость и бодрость юных зародышей обществ трезвости.