Николай Карамзин - Взор на прошедший год

1802 Год был мирный для Европы, но важный своими великими государственными феноменами. Амьенский трактат, столь удивительный – преобразование Чизальпинской Республики (эпоха достопамятная, ежели сия Республика будет существовать в мире, и не есть одна театральная декорация, или дом, на песке построенный) – великие перемены во Франции: уничтожение последних знаков так называемой свободы, основание решительного, твердого самовластия до смерти Консула; амнистия для Эмигрантов с единственным исключением тех, которые лично ему неприятны; мудрые законы для народного учения во Франции; в Англии – любопытные Парламентские споры, смешение партий, начало новой Оппозиции, малочисленной, но сильной талантом двух ораторов; уничтожение славного налога на доходы, восстановление закона личной безопасности; два Сейма в Европе: в Сицилии и в Венгрии, из которых первый оказал более усердия к своему Двору, нежели второй, только отчасти исполнивший желание и надежду Римского Императора; в Германии новое разделение властей и земель, предложенное Россиею и Франциею; в Баварии (где доныне царствовал самый ревностный Католицизм) церковные реформы и перемены в духе Иосифа; бедствия Швейцарии и совершенная утрата ее независимости; в Турции мир Султана с Пасваном; в России новое мудрое образование Министерства и новые права, данные Сенату: вот великие предметы для будущего Историка! Поле обширное для ума и суждений его! – Не забудем и Короля, сказавшего с мудрым Соломоном: суета сует! – и сложившего с себя корону, правда, не весьма тяжелую своим величием. Явление Руских войск в Ионической Республике есть также любопытное действие новых, доныне беспримерных политических связей, сношений и видов.

Главный исторический характер нашего времени, Наполеон Бонапарте, в течение сего года вышел из сомнительных теней надежды и страха и явился в полном свете истины, к стыду романических голов, которые в наше время мечтали о Тимолеонах. Наполеон лучше их знает дым славы. Он думает без сомнения:

Между тем мы должны изъясниться и сказать, чего сии забавные Романисты ожидали от Консула. Они думали, что Наполеон, сильною рукою своего Гения остановив бурное стремление Революции, воспользуется опытами веков, всеми лучшими идеями Философов; что он даст Франции почти совершенное (Монархическое или республиканское) Правление, сделает власть могущею, но только благотворною и спасительною, подобною не грозной реке, которая беспрестанно может выливаться из плоских берегов своих, но тихою и мирною, текущею без всякого помешательства среди высоких стен, утвержденных мудрым искусством. Они думали, что он, совершив великое творение, сложит с себя все знаки Диктаторского достоинства, оставит на голове своей один венок лавровый, уступит Консульский трон закону и успокоится накануне бессмертия, среди народа благодарного, в объятиях славы, под кровом хижины, в сообществе одних великих мужей Плутарховых: ибо мы, современники, не осмелились бы тогда к нему приближиться и только издали удивлялись бы его величию. – Надобно признаться, что сей роман стоит Морусовой Утопии!

Хотя мы никак не осуждаем Бонапарте, однакож историческая справедливость заставляет нас приметить, что число ревностных обожателей Наполеона весьма уменьшилось в Европе, естьли верить Английским и Немецким журналистам. Предсказание добродушного Лафатера может сбыться: он говорил, что Бонапарте переживет славу свою. Такова неблагодарность смертных: кто однажды удивил нас и еще остается на сцене, от того мы не перестаем требовать новых чудес, и в случае отказа готовы освистать славного Актера. Напрасно друзья Наполеоновы: Секретарь Бурьень, Ценсор Баррер, Советник д'Анжели, доказывают в своих периодических листах, что Бонапарте следует примеру какого-то Мидийского Царя – шумная, безрассудная публика кричит: это старая Геродотова сказка! Нам надобно великого человека! Одним словом, всего досаднее иметь дело с партером Европы, и Бонапарте поступил весьма благоразумно, заключившись в высоких палатах Сен-Клу, где он слышит только оклик часовых, умные приветствия Сенаторов и Версальские фразы Шевалье Жокура.