Александр Молчанов - Письма бунтующего сценариста. Заметки о сценарном мастерстве

Поэтому я понимаю, что любой список любых имен субъективен и вызовет образцовый срач. Каждое имя – вопрос-вопрос-вопрос. К примеру – Ахматова или Цветаева? А Хлебников? А Гумилев? А Есенин почему нет? А Маяковский почему да? А если Заболоцкий да, то почему Хармс или Введенский нет? Это Пастернак-то великий поэт? Или Мандельштам? И если Блок – да, то почему и Белый тоже да? Я допускаю, что персоналии в списке могут меняться со временем. Ну да мы ведь не футбольную команду собираем.

Просто я убежден, что одни и те же тексты одних и тех же авторов меняются со временем. Что-то становится лучше, что-то хуже. Давайте вернемся к этому вопросу лет через 50.

***

Сцена прячет недостатки пьесы, а экран выявляет недостатки сценария. Поэтому сценарий должен иметь больший запас прочности, чем пьеса.

***

Хочу открыть курс «занимательная прокрастинация для сценаристов».

***

Умирал старый сценарист. Перед смертью сказал:

– Все херня, кроме структуры.

А потом подумал и добавил:

– Структура тоже херня.

***

Сценаристы узнают о приближении весны по участившимся заказам на докторинг.

***

Лет дцать назад один мой приятель стал начальником. Я зашел к нему в его начальственный кабинет, чтобы поздравить с назначением, и застал его за странным занятием – он двигал мебель. Он хотел убрать диван, который стоял напротив его начальственного стола, и поставить на его место стул.

– Зачем? – не понял я.

– Смотри, – показал он и сел в свое начальственное кресло, – садись на стул.

Я сел. И обнаружил, что стул на несколько сантиметров ниже, чем кресло.

– Психология! – важно сказал свежеиспеченный начальник.

С тех пор я ни разу не садился на этот его стул, входил и сразу падал на диван, задирая ноги ему на стол. А один раз заглядываю к нему, а у него сидит один местный бизнесмен. Не сказать, чтобы большого роста и вполне обычной комплекции. Сидит на стуле. Навалившись на стол. И такое ощущение, что занимает собой полкабинета. А начальничек наш сидел, вжавшись в свое начальственное кресло где-то в углу стола. Мораль сей басни такова – не кресло украшает человека, а человек кресло.

Из той же области впечатление. АЭ, наш мастер, очень маленького роста. Но когда он входит в аудиторию, он занимает ее целиком.

***

Удачный день – это когда удалось придумать хотя бы одну по-настоящему хорошую сцену.

***

Фантазия российских сценаристов неисчерпаема. Особенно когда нужно придумать объяснение, почему не можешь сдать сценарий вовремя.

***

Самое приятное – начало проекта, когда только придумываешь и еще ничего не записываешь. Самое трудоемкое – диалоги. На этой стадии все время приходится работать с превышением нормы, за которое приходится расплачиваться здоровьем. Самое неприятное – правки. В начале проект приносит радость, каждый день – новые открытия. В конце одна мысль – дойти до конца, уйти живым.

***

Во всем, что написал Тонино Гуэрра, чувствуется привкус съеденной бабочки.

***

Не надо путать трагизм и уныние. Трагическое мироощущение – это весело!

***

Курица не птица, первый драфт – не сценарий.

Начало формы

В анимации, как нигде для сценариста важно уметь работать с режиссером. Очень многое зависит от изобразительного языка. Вернее, в каждой картине даже одного режиссера может быть свой язык. И сценарист должен его освоить. И с этим тоже очень сложно. Особенно если учесть, что сценаристы все аутисты как на подбор, да и аниматоры тоже э… как бы сказать… не самые коммуникабельные люди в мире :)

***

В анимации действительно большая проблема со сценаристами, но авторы, которые приходят из кино и в ТВ в анимацию, имеют не совсем верные ожидания. Все хотят писать полные метры, как для «Пиксар». А потребность есть в коротком метре. 6 минут, 8, самое большее – 13. 13 минут – очень сложный формат. Как сказала мне один режиссер, «13 минут в анимации – это и есть полный метр». А как раз вот это никто и не умеет писать. Ну, почти никто.

***

Мое кредо: секс, насилие и структура.

***

Давно уже заметил – стало трудно читать современную прозу. Она кажется рыхлой, неточной и необязательной. Возможно, у меня профессиональная деформация – после большого количества прочитанных и написанных сценариев. А возможно, проза перестала быть проводником времени. Так же как в свое время эту функцию имели и утратили эпическая и лирическая поэзия, рассказ, роман-эпопея. Что если и впрямь главная литература современности – это сценарии? Самое сильное читательское впечатление последних лет я получил не от современной литературы, а от сценариев – Сандрика Родионова, Луцика и Саморядова, Арабова, Германа, Кожушаной, Рязанцевой. Да и из совсем старенького тоже, мне кажется, сценарии Ржешевского и Довженко смотрятся как-то посвежее, чем труды Шолохова или Леонова. И из западенцев Курт Саттер и Аарон Соркин (хотя тут я пристрастен чуть более чем полностью), кажется, пишут как-то побойчее и поплотнее, чем (при всем уважении к) Франзен.