Александр Молчанов - Письма бунтующего сценариста. Заметки о сценарном мастерстве

Философия как наука прекратила свое существование тогда, когда появилась психология (примерно в 60-х годах 19 века). Смотрю я своим незамутненным взглядом неофита и недоумеваю – нет ни одной философской проблемы, которую не могла бы объяснить психология. Не разрешить, а объяснить, почему нас вообще парит эта проблема. И Платона с его понятием равенства, якобы прихваченном душой то ли из прошлой жизни то ли из иных миров. И Канта с его категорическим императивом. Откуда человек берет понятие о том, что человек всегда цель и никогда средство? Откуда-откуда! Да уж не из звездного неба над головой! Скорее это социальный навык, сформированный для выживания общества в целом, даже ценой жертвы отдельных особей.

***

С утра надел тапки – показалось, что они стали меньше на размер. Или это я вырос за ночь? Взял нож намазать бутерброд – сходу воткнул нож в руку – показалось, он стал сантиметра на три длиннее.

Думал, схожу с ума. А оказывается, теща привезла новые тапки и нож!

***

А ведь мы могли бы жить совсем в другой стране! И всего-то надо было прислушаться к весьма здравому предложению m-me Виргинской вотировать ответ на вопрос: заседание мы или нет?

***

Однажды мистер Роберт Макки рассказал нам, чем мужчины отличаются от женщин. Женщины лучше различают цвета.

***

Фандорин живет в Сверчковом переулке в доме купчихи Матильды Коальсен. Интересно, что за дом. Купчиха – похоже, выдуманный персонаж, гугл ее не знает.

Места там интересные, начиная с Кривоколенного переулка. Например, там в Армянском переулке есть бывшая двухэтажная усадьба, самовольно захваченная гастарбайтерами. Мне говорили, что этого дома официально не существует. Вставил в сценарий – канал потребовал выкинуть, сказали, такого не может быть. А Как не может, если я своими глазами видел! Обошли вокруг, заглянули в окно на первом этаже – стоит утюг, работает телевизор. Окна новые, пластиковые, проведаловские :) А внутри, говорят, чугунная литая лестница. Двери заколочены. Жильцы-невидимки, судя по всему, проходят сквозь стены.

***

Когда пишешь до фига и хорошо – в мире все налаживается. Никто не болеет, ничего не ломается, самолеты не падают, а вместо грязи на улицах – свежий снежок. И наоборот, если долго не пишешь – прохудившийся мир начинает портиться, трескаться, рассыпаться. Нужно скорее писать, чтобы обновить мир, чтобы не стало совсем плохо…

***

Мимесис работает не в том направлении, которое разглядели древние греки.

***

Искусство – не отражение мира, это способ передать миру, каким мы хотим его видеть. Пишущие, рисующие, поющие создают образы окружающего мира, а мир принимает форму этих образов, подражая им. Не будет искусства – не будет мира. Чем ярче образ – тем сильнее он воздействует на окружающий мир.

***

Есть категория людей, про которых мемуаристы пишут почти всегда одинаковыми словами, что-нибудь вроде: «Да, от него остались лишь пара статей, одноактная пьеса, два рассказа и десяток стихотворений на случай. Но как он блистал в салонах (пивнушках, кухнях)! Там ему не было равных. Все самое скучное и бездарное в себе он отдавал бумаге. А все самое талантливое и остроумное – щедро дарил своим друзьям, которые навеки сохранят в свое сердце…» Ну, что-нибудь типа этого. Сколько их было, отдавших свой талант салонам? Эллис в мемуарах Андрея Белого, Олеша в Метрополе, герой «Истории одной карьеры» Моруа, и вплоть до поэта ИКС из недавно прочитанных мемуаров поэта ИГРЕК. Вот представьте, умираешь такой, а про тебя говорят – «Писал средние сериалы и средние пьески. Но зато как зажигал в ЖЖ и фейсбуке!» Короче, к черту салоны, посвятим себя высокому искусству!

(И ушел писать свой бесконечный ментовской сериал.)

***

Хочу быть как Гете – похуи (зачеркнуто) олимпийцем. Вот где идеальная модель поведения для писателя! Не то что наши – вечно то в запой, то в петлю, то в народ, то в Баден-Баден.

Сгорел театр, которому Гете отдал много лет жизни. Что делать? Рвать остатки седых буклей и кричать, что вместе с великими стенами сгорел весь великий Веймарский репертуарный театр, помнящий еще Зигфрида? Нет же. Гете садится обедать и за обедом радуется – старый театр сгорел и мефистофель с ним, новый отстроят, лучше прежнего.

Герцог зарубил его проект реконструкции театра – Гете садится обедать и за обедом довольно сообщает – герцог в своем праве, пусть строит, как хочет.

Герцог помер – Гете садится обедать и за обедом пребывает в отличном расположении духа – герцог помер, но ведь и пожил же!