Владимир Лорченков - Последний роман

Красотка выходит из дома, чтобы немного пройтись по центральной улице, пока та пустует, дома делать нечего, сын в скаутском лагере в Румынии. Утром звонили родители. Дочка, мы хотим поздравить тебя с великим праздником, сказал с пафосом отец, по голосу слышно, пьяный. Что же, сегодня его день. Красотка холодно выслушала поздравления — с праздником вина, с ума сойти, — поздравила в ответ, сказала, что зайти не сможет. Мама к телефону не подошла. Красотка понимает, что Красотке уже тридцать четыре. Красотка женщина в соку. Может так наподдать, что на седьмом небе от счастья будешь. Красотка ходит в фитнес-центр, занимается бегом, посещает баню и турецкую баню, делает по утрам макияж, руководит здешним представительством «Эйвон», и дает интервью местному журналу «Акварель», в рубрике «Формула успеха». Лоринков гогочет, читая. Молдавская-бизнес-вумен. Напыщенная идиотка, как, впрочем, и все здесь в Молдавии, к которой, я впрочем, чересчур нетерпим и требователен, думает с неожиданной теплотой о родине Лоринков. Матвей видит маму. Писатель Лоринков целует ее, сдает на руки сына, и глядит, как все они втроем — она, Матвей, маленькая Глаша, — садятся в такси, чтобы уехать к родителям на ужин. Руки в карманах. Не спеша идет к президентскому дворцу, полюбоваться новыми витражами, установленными после недавних погромов. Безлюдно. Слава Богу, все на ВДНХ. День Вина спрятали подальше от центра. Лоринков терпеть не может иностранных журналистов, снующих между горожанами во время Дня Вина, с камерами и фотоаппаратами, он сжав зубы глядит на ролики в интернете, где молдаване пьют вино из пятилитровых пластиковых бутылей, после чего блюют и падают на асфальт. Вакханалии. Лоринков любит Кишинев в октябре, так что он идет по центру города с физическим почти наслаждением. Проходит центральную площадь, — стоит немного под старинной Аркой, установленной еще при русских императорах, — специально загребает ногами листья. Машин мало. Красотка идет ему навстречу. Идет по городу не спеша, с удивлением видя свое лицо на рекламных щитах, — свежий номер журнала «Акварель» уже в продаже, написано внизу, — и думает, не вызвать ли ей машину. Куда ехать? За город, туда, откуда взлетают самолеты, и куда любил приезжать в юности Папа Первый, мечтавший о путешествиях. Он сам признался. Давно, когда Красотке, чтобы увидеть лицо отца, нужно было задрать свое повыше. Это была их тайна. А сейчас он, пьяненький, звонит ей с утра, чтобы поздравить с каким-то глупым праздником, и Красотка прекрасно понимает, в чем дело. Родителям нужны деньги. Она даст. Красотка покачивает бедрами, и старается не обращать внимание на взгляды. Совсем как в школе. У президентского дворца хочет перейти дорогу, — захотелось в кино, а оно там, в здании бывшего благородного собрания, вспоминает Красотка рассказы отца, где когда-то Котовский ограбил всю местную элиту. Хорошо элита. Полицейский у дворца восторженно хмыкает, глядя на зад Красотки, та улыбается, и ждет, когда загорится зеленый. У светофора еще стоит какой-то мужчина, но тому явно не до нее. Ни до кого. Смотрит в небо. Красотка делает шаг вперед, и едва не падает. Каблук сломался. Остановившаяся машина все не заводится, и опытный водитель Красотка думает что бы это могло быть. Возможно, ремень.

Лоринков гуляет в очках, ведь октябрь единственное время года, когда ему хочется видеть Кишинев в мельчайших деталях, и ему не надоедает это делать. Листья резко очерчены. Небо в росчерках самолетов, уносящихся прочь от Молдавии. Росчерки тают. Лоринков стоит под светофором, возле которого притормозила машина с загорелым мужчиной, и ломает каблук эффектная женщина. Писатель Лоринков глядит вверх, любуясь осенним — он любит осень, это, кажется, единственное настоящее в нем, — небом. Сейчас должно случиться что-то важное, вдруг думает он. Но Солнце не останавливается, да ведь и Навин давно уже умер. Что дальше? Лоринков не узнает, пропустил. Женщина глядит на нервничающего водителя, и улыбается. Вот-вот скажет — да это же… Что? Лоринков не знает, у него нет прав. Лоринков решает: к черту все, напишет он простую историю, безо всякого смысла. Ну хотя бы о мужчине и женщине, которые познакомились у светофора, когда у нее сломался каблук, а у него — машина, и началось все это лет сто назад, когда бабушки и дедушки зачали детей, ставших их отцами и матерями. Хоть так и не бывает. Лоринков любуется обоими. Красивая была бы пара. Познакомились? Лоринков никогда не узнает. Он наклоняется, чтобы завязать свои проклятые, вечно развязывающиеся шнурки. А когда выпрямился, чтобы глянуть на привлекшую его внимание броскую и эффектную даму — что-то в ее лице кажется ему знакомым, но это обман, кризис среднего возраста, — на перекрестке уже нет ни ее, ни машины. Может, она подсказала, в чем дело, а он в благодарность предложил ей кофе, и они уехали вместе. Или мотор завелся, — гадает Лоринков, — и каблук не сломался, а просто подвернулся, и она все-таки перешла дорогу, затерявшись в рекламных щитах у городского кинотеатра. Кто знает. Лоринков вздыхает, поправляет очки. Снова прислоняется к столбу спиной. Забыл все. Остался наедине с Кишиневом, занялся любимым делом. Уставился в небо.