Александр Аглаев - Предпочитаю травоядных

В КОНЦЕ 2009 года областной конкурс «Провинциальная муза» обозначил несколько человек, достойных общественного признания. Победителем стал наш сегодняшний гость, лауреат множества конкурсов, премий и наград, писатель-фантаст не областного значения Евгений ЛУКИН.

— Евгений Юрьевич, вы — человек, не обделенный общественным вниманием. Что для вас такое стать лауреатом еще и «Провинциальной музы»?

— Как уже было сказано на церемонии, получая всевозможные призы за фантастику, я себя чувствовал представителем Волгограда, сейчас я чувствовал себя представителем фантастики. Это первый успех в родном городе, что уже само по себе лестно. В Волгограде, смею заметить, очень сильна фантастика. Здесь работает Сергей Синякин, лауреат многих престижных премий, а недавно был отмечен премией и автор из Волжского Сергей Жарковский. В Волгограде выходит уникальный журнал «Шалтай-Болтай». Там собрались энтузиасты, сумевшие вывести издание на первое место в Европе (премия «Еврокон»), Поверьте, что мы далеко не последний город на карте фантастики.

— То есть признание вас «Провинциальной музой» подчеркнуло значимость фантастики в городе-герое?

— Надеюсь, что так… Тем более что фантастика, по утверждению побывавшего у нас писателя Дмитрия Быкова, является литературой будущего не только потому, что занимается будущим (хотя на самом деле она может заниматься чем угодно), а потому что все успешнее завоевывает так называемую большую литературу. Многие представители мейнстрима откровенно применяют фантастические приемы и разрабатывают фантастические темы. Что уж там говорить об авторах, пришедших непосредственно из фантастики: Веллер, Пелевин, Бушков — список можно продолжить.

— Вы начинали свою литературную жизнь со стихов, даже записали диск своих песен, потом начали писать прозу. Так кем вы себя больше ощущаете — поэтом или писателем?

— В данный момент никем… Сейчас что-то не пишется… А вообще стихи я начал сочинять даже не помню когда — как родился, наверное. От недосмотра воспитания… Стихи ведь тоже форма мышления. Пока последний звук не станет на место, стихотворения нет. А прозу мы с Белкой (моей первой женой и соавтором Любовью Лукиной) в общем-то писать учились. Очень любили Стругацких, и поэтому, как ни странно, боялись им подражать. Начнешь подражать Стругацким — потом из-под них не выберешься.

— Но и писать не хуже них, наверное?

— Громко сказано. Мы ставили более скромные задачи. Это было семейное развлечение, хобби. Первые рассказики просто зачитывали во время застолий своим друзьям. Тогда, в 1975 году, фантастику практически перестали публиковать, и мы решили заполнить нишу собственными самоделками.

— А что вас подвигло писать именно фантастические рассказы?

— Я над этим думал долго и даже знаю ответ. Осточертел быт. Если взять ранние наши рассказы, то все они устроены одинаково — два варианта: либо «побег из действительности», либо «атака на действительность», причем, как правило, и то и другое успеха не имело. Реальность в первых рассказах всегда побеждала. Мечта не могла с ней бороться. А потом выяснилось, что фантастика — превосходный инструмент препарирования действительности. Кстати, это не жанр и даже не литературное направление. Это скорее несколько направлений, называемых одним словом. Отсюда вся путаница, недоумение литературоведов — как определить этот странный феномен.

— Карьеру писателя вы начинали с рассказов, с малых литературных форм, сейчас у вас выходят большие романы. А какой размер вам ближе?

— К сожалению, сейчас начинающие фантасты сразу, как правило, принимаются за роман. Все-таки малые формы — миниатюра, рассказ, короткая повесть — это прекрасная школа литературной техники. Для меня роман до сих пор нечто недостижимое, хотя некоторые мои большие повести критика сочла именно романами. Пушкин, как всегда, был прав, сказав, что «под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании». В этом плане, конечно, фантастические романы — явление уникальное, поскольку историческая эпоха там тоже вымышлена. Как бы то ни было, родной для меня жанр — короткая повесть. Возможно, именно с этим и связан обвал наград. Нынче ведь мало кто умеет работать с малыми формами, а те, кто умеет, ушли в большую. То есть я оказался в некотором одиночестве, потому и «огребаю» литературные призы.