Антон Буслов - Между жизнью и смертью. Рассказ человека, который сумел противостоять болезни

Или спросите: сколько можно ждать доктора даже в оборудованной зоне ожидания офиса от момента “вашего времени” до того, как вас начнут осматривать? Иногда – пять минут. Если первым пришел. Но у меня случалось и до трех часов ожидания. В среднем же получается более часа. Мне чуть проще: я – пациент после трансплантации с нарушенным иммунитетом, звонки из офиса моего доктора ускоряют эти процессы. Но только после трансплантации. Еще хорошо, что я хоть чуток владею английским. Ведь еще надо жить, в магазин ходить, телевизор пытаться смотреть. И хочется вернуться домой с нормальной психикой. Словом, процесс лечения надо контролировать и у нас, и тут. Если пациент из него выключен, результат, по-моему, хуже, чем если он в него вовлечен.

В последнее время у меня начались неврологические осложнения. Отказал ряд черепных нервов. Из-за этого проблемы с глазом, я оглох на левое ухо, дикция стала не очень. Так что я оказался слабовидящим, слабослышащим и невнятно говорящим чудиком. Пытаться вести диалог, задавать вопросы сложно. Надо сперва услышать, а врач тараторит со скоростью электровеника, причем специальными терминами. Я не вижу ее мимики – сложнее понять, что она тараторит. А когда я пытаюсь говорить по-английски, у меня хреновая дикция, да и на русском тоже. Но врач-то спешит. У него нет времени понять, что я там присвистываю.

Ну, так что же? Я уверен – лечиться надо в любой точке мира, где вас вылечат. А урода, который будет пытаться вам в этом помешать, надо бить оглоблей поперек спины. Только все факторы следует учитывать трезво. В том числе языковой. Более того, потому что не все виды помощи можно получить в России (хотя очень и очень многие можно), если вам судьба не улыбнулась, то планировать придется еще и это.

Совсем недавно я попросил вас поверить в возможность чуда. Потому что, будь ты хоть сто раз тертый жизнью калач, весь из себя рациональный, иногда необходимо получить что-то из разряда невероятного. И оно случилось – чудеса повалили, как из рога изобилия. Хотелось бы думать, это потому, что я стал чуть лучше. Но вряд ли. А жаль. Мое состояние по части неврологии продолжает ухудшаться. Уже не только ухо не слышало и глаз не закрывался – руки начали дрожать. Врачи настаивали на срочной высокодозной химиотерапии, которая бы напрочь разрушила успехи трансплантации. Мне удалось отсрочить радикальные действия. И вот на вторую годовщину нашей с Машей свадьбы я проснулся и понял: глухое до того ухо стало слышать звуки с улицы – там шумели пуэрториканцы, а из глаза, который, казалось, уже весь высох, по щеке покатилась первая за долгое время слеза. Глаз начал работать, я вижу значительно четче. Правда, на следующий день стало похуже, но не так плохо, как было до этого. Что это? Почему? Врачи не знают.

“От чего вы меня лечите?” – спросил я сегодня врача. “От рака мозга. Если он есть и мы бы не лечили, ты бы очень быстро умер. Но, возможно, самого плохого и нет”. Доктор с трудом, но улыбается. А вечером Маша принесла из аптеки открытку. Ее отправила мне школьница из Москвы, но перепутала номер дома. Ее открытка пришла на квартиру аптекаря-мексиканца, который отоваривал мои рецепты. Он открытку не выкинул – ждал, когда Маша снова придет за моими лекарствами. Это все, конечно, поразительно. Но как же хочется главного чуда: никаких больниц, никаких таблеток. Просто мы с Машей и третий, мальчик или девочка, терпеливо ожидающий своего появления на свет.

1 июня 2014 года [30] В тексте использованы колонки в The New Times “Успокой доктора” (26–30 мая 2014 г.), “Невероятное случилось” (2–6 июня 2014 г.).

Наверное, это мое жизненное кредо – быть “камнем спокойствия”. Сегодня на очередной встрече с лечащим врачом мы обсудили, что со мной не так уж все и плохо. Чтобы меня подбодрить, врач сказала: “В случае серьезных проблем после трансплантации костного мозга, как правило, долго не живут, а с проблемами в центральной нервной системе, если они системно нарастают, человек может умереть за неделю. Но у вас все держится только в лице”. Маша подхватила коляску, мы поехали за назначением следующих исследований. Это процедура не быстрая и не простая. Сидя в кресле-каталке, я почувствовал, что мне давно стоит полежать. Маша попросила, чтобы плановое переливание крови мне делали в лежачем положении. Администраторы ответили, что такое место надо ждать два часа. Она стала спорить. Я сказал, что буду лежать на полу. Кушетку пришлось найти.