Ричард Бах: Интервью с Бахом

Вся моя работа очень эгоистична. Когда я работаю, я являюсь лидером только для одного человека — для себя. Но мне повезло: идеи, важные для меня, оказались важны для многих людей. Все эти годы находились люди, у которых возникало желание наблюдать за тем, как я пробираюсь по жизни, и улыбаться этому. Но я не знаю, как мои идеи сочетаются с концепциями других людей о высоком и низком, продвинутом или отсталом.

С.В.: Мы не говорим о правильном и неправильном, мы говорим о вибрациях или о музыке.

Р.Б.: В моей жизни было два момента, когда я как бы прозрел. Один из них был ночью. Я смотрел на звезды и передо мной был как будто занавес, которого на самом деле не было. Занавес отошел в сторону, и я понял все… В другой раз я испытал ощущение безграничного света, который был любовью. Свет был таким сильным, что я молил, чтобы он ушел, я не мог его выдержать. Для меня это было, как ядерная вспышка. Она, как озарение, дала мне силу, дала мне знание о том, кто мы есть и что есть наш дом, и что это — огромная красота. Я понял это и затем постарался рассказать об этом через небольшую игру.

Эта игра — то, что мы называем состоянием «здесь и сейчас», удовольствием, кайфом. И я живу ради этого удовольствия, этой игры. Для меня это источник наслаждения. Сейчас, когда я говорю с вами, или тогда, когда я разговариваю с читателями, я не знаю — интересно ли им то, что я говорю, или нет. Мне это очень интересно, и я могу говорить об этом до четыех часов утра. Я также могу сидеть до четырех часов утра и слушать другого человека — любого, кто скажет: «Я открою свое сердце и впущу тебя туда. Я поделюсь с тобой вещами, которые я глубоко люблю». Но вы можете подумать, что встречи такого рода у меня бывают очень часто. Нет. Это бывает очень редко. Например, тогда, когда я один или вместе с Лесли выступаю где-нибудь. После выступления нас, как правило, обступают люди — все, что они хотят, это задать вопрос и услышать ответ. И это все, чего и я бы хотел — спрашивать, что думает человек, чему он научился, что он хочет делать, что он не хочет делать, куда он идет, чего он боится. Я люблю задавать такие вопросы. Когда задаешь трудные вопросы, приходят ответы, о существовании которых ты и не догадывался.

В отличие от балерины, я люблю находиться вне состояния равновесия. Это мое естественное состояние.

И когда я встретил Дональда Шимоду из «Иллюзий», я постоянно старался загнать его в угол и задать ему тот вопрос, на который, я был уверен, никто в мире не может ответить. Я вполне мог задать ему, к примеру, вопрос: «Как стать спасителем мира?»

И однажды я задал такой вопрос. Я напечатал этот вопрос на пишущей машинке, встал и ушел. Через несколько часов, проходя мимо, я почувствовал, как какая-то сила принуждает меня сесть за машинку. Внезапно я услышал:

— Я дам тебе книгу.

— Что? Книгу?

Идея получить книгу-инструкцию о том, как спасти мир, была для меня фантастически увлекательна.

И такого рода взаимодействия стали происходить со мной снова и снова. Насколько я знаю, Дональд Шимода никогда не имел тела в пространстве и времени. Но это очень реальный человек, и очень забавный. Он наслаждался моим наслаждением. И знал, что я не люблю находиться в балансе, в равновесии.

С.В.: Я тоже хочу поделиться одним из своих опытов. Я испытал нечто очень похожее на то, что ты рассказал. Во время занятия «свободным дыханием» я увидел наш мир, но только наполненный любовью. Нет, он не был наполнен любовью, он был любовью. Вокруг меня были те же люди, но каждое их слово, даже не относящееся ко мне, воспринималось мною как мягкое, любящее утверждение того, чем я на самом деле являюсь. И самым интересным было то, что исчезла граница между внутренним и внешним, я был всем, и все было мной. И возникло два очень интересных чувства: одно — ощущение обмана, ощущение, что мы обманываем себя системами идей и представлений, что истина намного проще. И второе ощущение — ощущение рождающегося ребенка. И весь мир был одновременно любящей матерью и отцом. И так же, как ты, просил свет уйти, так же и для меня было очень трудно находиться в этом мире любви.

Р.Б.: После этого опыта ты когда-нибудь испытывал чувство страха?

С.В.: Эмоционально, да.

Р.Б.: Используешь ли ты этот опыт как школу, как точку перспективы, к которой можно стремиться?

С.В.: Я много читал о подобных опытах, и ментально он уже давно был для меня точкой перспективы. Но только после того, как я сам испытал его, этот опыт стал реальной точкой отсчета, ориентиром моего внутреннего пути.