Эжен Виолле-ле-Дюк - Осада и оборона крепостей. Двадцать два столетия осадного вооружения

Покиньте это место, которое вы не способны защитить, потому что не знаете, как укрепить его; возвращайтесь по своим домам и беспечно дожидайтесь наступления часа беды».

Вокруг молодой женщины, бледной от волнения и говорившей без единого жеста или движения, как будто слова, медленно произносившиеся ею, исходили от статуи, толпа сбилась в плотную массу. Дрожь пробежала сквозь толпу, как ветер проносится через пшеничное поле. И тут в едином порыве вся толпа обратила взоры на Сигильда. Тот, стоя перед жрицей, остававшейся неподвижной, как статуя, на камне, служившем ей трибуной, вопреки своей привычке, опустил глаза, смотря в землю, как будто не мог вынести огня всех устремленных на него взглядов.

Сквозь шепот в толпе можно было смутно разобрать имя Сигильда. «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» – произнес чей-то голос. И немедленно тысячи голосов повторили: «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» Было похоже, будто всем тем, кто несколько минут назад был совершенно противоположного мнения, в голову пришла одна мысль и они стали единой душой и единым голосом.

Так Сигильд был провозглашен Бренном, и ночь прошла в веселом праздновании.

То ли молодая жрица была информирована о планах, которые строили соседи против счастливых обитателей долины Авона, то ли вдохновение или случай привели к этому совпадению, но прошло лишь несколько месяцев со дня этого собрания, когда люди заметили явных чужеземцев, бродивших возле холмов. Они быстро исчезали, когда жители начинали их расспрашивать; а потом большее, чем обычно, число торговцев появилось в долине. Они вели себя дерзко, осмеливались затевать ссоры с жителями и изрекали угрозы, когда на их высокомерие ответили надлежащим образом; а несколько из них, будучи изгнанными, угрожали вернуться и отомстить.

И в самом деле, однажды высоты, окружавшие долину, оказались одна за другой заняты отрядами вооруженных людей.

Но Сигильд, избранный Бренном, времени не терял. Прежде всего он собрал вокруг себя всех своих старых товарищей по оружию; и много молодых людей, которые предпочли военную жизнь мирным хлопотам пастуха или землепашца, также присоединились к нему.

У нового Бренна было золото, и по обстоятельствам он оплачивал мужчинам их труд в Оппидуме. Испытывая глубокое уважение и почтение к друидам, он украсил Немеду и, казалось, не предпринимал никаких действий, не посоветовавшись с овитами. Бренн (Сигильд) приносил им добычу из своих охотничьих походов, а также издал распоряжение о том, что рыбная ловля выше моста закрепляется за жреческой общиной.

Лагерь день ото дня принимал все более внушительный, грозный вид, но жить там разрешалось только Бренну и его воинам, вместе с жреческой общиной. Как и ранее, каждый человек в долине был обязан отработать каждый четвертый день на укреплении лагеря; более того, жители Вал д'Авона (долины Авона) снабжали воинов продуктами. Однако они начали роптать и жаловаться на поборы со стороны воинов; и, наверное, дела не могли продолжаться подобным образом, но вдруг появилась угроза извне.

В лагере немедленно послышались звуки труб: это был заранее согласованный сигнал, и можно было видеть, как несчастные семьи долины в беспорядке ринулись к мосту, гоня перед собой скот и неся на плечах или катя в тележках свое самое ценное имущество – продукты, одежду и даже мебель. Мост был не столь широк для прохода обезумевшей толпы, которая рвалась к нему, лодки были перегружены людьми, и многие из них пошли ко дну.

Вооруженные группы чужаков, появившиеся на холмах, то ли из осторожности, то ли потому, что дожидались команды к наступлению, не спешили спускаться в долину. Прошла ночь, но ни один враг не покинул свои позиции, удобные для наблюдения.

Эта ночь была мучительной для жителей долины. Стояла осень, и уже стал чувствоваться холод. В лагерь люди прибывали запыхавшись, обливаясь потом; холодный воздух ночи морозил их конечности. Люди звали друг друга, разыскивая родных в толпе, и хотя нельзя сказать, что места недоставало, но казалось, что эта толпа людей никогда не сможет устроиться на плато. Разожгли костры, и воины, товарищи Сигильда, разъезжали взад и вперед на лошадях, требуя внимания и стараясь навести хотя бы небольшой порядок в этой неразберихе; для каждого племени мудрым предвидением Бренна было назначено свое место. Но те, кто прибыли первыми в какую-либо точку, вовсе не желали покидать ее и вновь тащить куда-то свой груз. Мычали и блеяли животные, плакали дети, и рыдали женщины. Долина представляла совершенно иное зрелище; такая оживленная еще лишь прошлую ночь, освещенная тысячами домашних очагов, искрившихся между деревьями, и наполненная вечерними звуками, сейчас она была молчаливой и пустынной; незаметно было ни огонька, ни малейшего проявления жизни. Над полянами висел бледный туман. С наступлением ночи Сигильд приказал закрыть все входы в лагерь, запретив под страхом смерти открывать их кому-либо. Так что многие опоздавшие семьи были вынуждены дожидаться прихода дня под крепостной стеной.