Елена Попова - Фламандские примитивы

Не известно, посещал ли он Дижон, как Ян ван Эйк, и видел ли там дивный Колодец Пророков немецкого скульптора Клауса Слютера – многие специалисты в один голос утверждают, что его удивительно «человекоподобные» изваяния, наделенные яркими индивидуальными чертами – одно из первых проявлений «ренессансности» в изобразительном искусстве, во всяком случае, одно из немногих, сохранившихся до наших дней.

Практически нет сомнения, что Кампен имел дело с книжной миниатюрой, и если не иллюстрировал манускрипты (правильнее говорить «иллюминировал»), то уж точно видел их. С большой долей вероятности его ученик ван дер Вейден создавал миниатюры в часословах, не исключено, что и сам Кампен имел опыт в этой области. Возможно, вы слышали что-то о знаменитых миниатюристах братьях Лимбургах, иллюминировавших «Великолепный часослов герцога Беррийского» (когда-то еще до нашей эры, будучи шестиклассницей, я учила историю по учебнику, обложку которого украшала их миниатюра), так вот они тоже были родом из Нидерландов, правда Северных, хоть и прожили большую часть своей жизни во Франции. Они, к слову, были современниками Кампена и жили не так уж далеко по нашим современным меркам: какие-то несчастные 400 км от Турне до Буржа.

Конечно, то, что мы видим в миниатюрах, традиционно без всяких колебаний относят к готике: условность и плоскость изображения, сплошные цветовые массивы, тотальное доминирование линии над объемом – эти изображения прелестны, исполнены скрытых метафор и юмора, но безнадежно архаичны по сравнению с более поздней живописью.

Следует также упомянуть, что во Фландрии того времени располагались два крупнейших европейских центра шпалерного ткачества – в Брюгге и Антверпене. Фламандские гобелены XIV – XV веков – настоящие шедевры, художественная ценность которых не уступает живописным работам фламандцев. Несомненно, производство гобеленов оказывало влияние на живопись, хоть обслуживали они по большей мере разные аспекты жизни: гобелены – светский, живопись – религиозный; вернее, это влияние было взаимопроникающим. Так, известно, например, что сохранившийся до нашего времени грандиозный гобелен «Правосудия Траяна», хранящийся ныне в Историческом музее Берна, был сделан по одноименной картине Рогира ван дер Вейдена в 1461 году, причем сама картина-оригинал погибла еще в XVII веке.

Почему мы начинаем с Кампена, и чем именно он так интересен? Ведь он не демонстрирует такой непревзойденной техники, как ван Эйк, его пейзаж не так филигранен, как у ван дер Гуса, не был он и плодовит, как Рогир ван дер Вейден. Творчество Кампена – это настоящий коктейль из готических и ренессансных живописных приемов; он – само воплощение стилистической трансформации средневекового искусства. На примере его живописи мы можем пронаблюдать краткую, но довольно энергичную эволюцию в границах творческой жизни одного человека. Причем не исключено, что происходило это без особого влияния гуманистических идей и возвращения моды на античность, только благодаря изменению собственных вкусов в ходе приобретения жизненного опыта и оттачивания мастерства.

Мое знакомство с Кампеном началось с репродукций его невероятных, фотографически точных портретов. Действительно, диву даешься: шесть веков назад человек практически открыл то, что сейчас называют гиперреализмом, ну, или вплотную приблизился к этому. Его «Портрет дамы» в замысловатом белом головном уборе (любовно прописана каждая складочка, каждая булавка!) просто шокирует своей реалистичностью и пульсирующей витальностью.

Это, похоже, совсем молоденькая девушка, довольно милая, хоть и чуть простоватая, и художнику удалось с филигранной точностью передать очарование наивного, даже чуть-чуть глуповатого выражения лица этой женщины-ребенка. И рядом портрет угрюмого мужчины в красном тюрбане, ее мужа. Есть у Кампена и выразительный портрет черноволосого толстяка с блестящими глазами-маслинами и мелкими шрамами (следы от оспы?).

Если вы один раз увидели эти портреты и рассмотрели в подробностях, то уже никогда не забудете и вряд ли с кем-то спутаете автора – ведь это настоящие шедевры!

Потом я стала изучать религиозную живопись Кампена, и столкнулась с удручающим фактом: я невежественна не только в живописи. В вопросе религиозной христианской иконографии я «темная, как чернозем» – всегда, к примеру, считала (господи, как стыдно в этом признаваться!), что Иосиф на картинах, изображающих Снятие с креста и Положение во гроб, – это земной отец Христа, а тот, оказывается, к моменту распятия уже годков 20 как почил. Так что пришлось наверстывать все сразу, и эта терра инкогнита с готовностью открыла мне множество своих тайн.