Array Сборник - Тайные письма великих людей

Дени ДИДРО (1713—1784), знаменитый энциклопедистъ, уже въ зрѣломъ возрастѣ, неудовлетворенный отношеніями съ женой, полюбилъ Софію Воланъ. Переписка ихъ относится къ 1759—1774 г., а дружба продолжалась до смерти Софіи 1783 г. Объ отношеніи къ ней Дидро ярко свидѣтельствуетъ, между прочимъ, письмо Дидро къ извѣстному Фальконету, въ которомъ онъ говоритъ: «Если бы она сказала мнѣ – дай мнѣ выпить свою кровь – я бы ни минуты не задумался удовлетворить это ея желаніе».

Парижъ, 10 іюля.

Пишу, не видя. Я пришелъ; хотѣлъ поцѣловать у васъ руку и удалиться. Придется, однако, удалиться безъ этой награды; но развѣ я уже не буду достаточно вознагражденъ, засвидѣтельствовавъ вамъ, какъ я васъ люблю? Теперь 9 часовъ; я пишу вамъ, что люблю васъ. По крайней мѣрѣ, я хочу это написать, но не увѣренъ, – послушно ли мнѣ перо. Не придете ли вы, чтобы я могъ вамъ это сказать и исчезнуть? Прощайте, моя Софія, прощайте; ваше сердце, значитъ, не говоритъ вамъ, что я здѣсь? Первый разъ я пишу въ сумеркахъ: это положеніе должно бы привести меня въ очень нѣжное настроеніе. Но я чувствую лишь одно: я бы не ушелъ отсюда. Надежда увидѣть васъ удерживаетъ меня здѣсь, и вотъ я продолжаю бесѣдовать съ вами, даже не зная, – выходятъ ли у меня буквы! Повсюду, гдѣ ихъ не будетъ, – читайте, – я васъ люблю.

Графъ Габріэль МИРАБО (1749—1891), будучи женатымъ, полюбилъ Софію Монье, выданную замужъ 16-ти лѣтъ за 70-лѣтняго старика; во время ихъ пребыванія въ Голландіи оба они были арестованы, – Мирабо посаженъ на 3 1/ 2года въ Венсенскую крѣпость, а Софія послѣ родовъ – въ монастырь (1778). Во время заключенія влюбленные интенсивно обмѣнивались письмами при посредствѣ начальника полиціи Ленуара. Выйдя изъ тюрьмы, Мирабо охладѣлъ къ Софіи, и она, послѣ неудачнаго второго замужества, покончила самоубійствомъ (1789). Письма Мирабо изъ одного Венсена заключаютъ болѣе 30000 строкъ.

Человѣкъ удовлетворенъ, когда находится въ обществѣ тѣхъ, кого любитъ, – сказалъ Ла-Брюйеръ. Безразлично, думаемъ ли о томъ, чтобы разговаривать съ ними, или молчимъ, думаемъ ли о нихъ или о чемъ-нибудь постороннемъ, важно только одно – быть съ ними. Другъ мой, какъ это вѣрно! И какъ вѣрно, что къ этому мы такъ привыкаемъ, что безъ этого жизнь дѣлается невозможною. Увы! Я это хорошо знаю, я долженъ это хорошо знать, такъ какъ уже три мѣсяца томлюсь вдали отъ тебя, уже три мѣсяца ты мнѣ не принадлежишь, и мое счастье кончено. И все же, просыпаясь утромъ, я ищу тебя, мнѣ кажется, что мнѣ недостаетъ половины меня самого, – и это правда. Разъ двадцать въ день я спрашиваю себя, гдѣ ты. Суди же по этому, насколько сильна иллюзія, и какъ жестоко, что она разбита. Ложась спать, я всегда оставляю тебѣ мѣстечко. Я прижимаюсь къ стѣнѣ, и предоставляю тебѣ добрую половину своей узкой постели. Это движеніе машинально, и мысль безсознательна. Какъ привыкаешь къ счастью! Увы! его начинаешь понимать только тогда, когда теряешь, и я увѣренъ, что мы стали понимать, насколько мы необходимы другъ другу, только съ того времени, когда буря разлучила насъ. Не изсякъ источникъ нашихъ слезъ, милая Софи; мы не излечились; въ нашемъ сердцѣ жива любовь и, слѣдовательно, есть что оплакивать. Пусть говорятъ, что можно излечиться отъ великаго горя силой воли и разумомъ; такъ говорятъ слабые и легкомысленные и утѣшаются. Есть потери, съ которыми никогда нельзя свыкнуться. Когда не находятъ счастья въ любви, находятъ его въ страданіи; вѣрнѣе: хотятъ его. Это деликатное чувство, – что бы тамъ ни говорили, таится въ самой нѣжной любви. Не была ли бы Софія въ отчаяніи, если бы знала, что Габріель утѣшился?

Почему это чувство будетъ запрещено Габріелю? Вѣрно, очень вѣрно и очень справедливо, что когда любятъ сильно, любятъ свою любовницу или любовника больше, чѣмъ самихъ себя, но не больше, чѣмъ свою любовь. Можно всѣмъ пожертвовать, что я говорю? хотятъ пожертвовать всѣмъ, исключая нѣжности любимаго существа. Если найдется человѣкъ, который думаетъ иначе, пусть онъ не воображаетъ, что онъ сильнѣе меня, – онъ только менѣе влюбленъ. Еще есть только одно средство принести въ жертву боготворимую любовь: пронзить себѣ сердце. Если бы я зналъ, что моя смерть необходима для твоего счастья, что ты можешь пріобрѣсти его этой цѣной, я убилъ бы себя, не колеблясь ни минуты. Я сдѣлалъ бы это съ радостью, потому что оказалъ бы этимъ тебѣ услугу. И это было бы нѣжной местью для такого любящаго человѣка, какъ я: посредствомъ своей смерти сдѣлать неблагодарную любовницу неблагодарнымъ человѣкомъ. Я сдѣлалъ бы это безъ сожалѣнія, такъ какъ черезъ это стало бы ясно, что ты не любишь меня, если можешь быть счастливой безъ меня. Я не пожертвовалъ бы своей любовью, но я отомстилъ бы самому себѣ за твое непостоянство – единственный способъ отомстить себѣ за Софію. Ничуть не отказываясь отъ любви твоей, я наказалъ бы самого себя за то, что потерялъ ее. Тотъ, кто такъ не думаетъ, обманывается или хочетъ обмануться. Онъ думаетъ, что любитъ сильнѣе, чѣмъ онъ въ дѣйствительности любитъ, если хочетъ заставить этому повѣрить.