Павел Шубин - 19 витков «Союза-1». Памяти космонавта Владимира Комарова

В результате этого решения у нас на Луну должен был высадиться только один космонавт (в США – два). Кроме того, герметичный переход из орбитального корабля не укладывался по массе, и переходить нужно было через открытый космос.

Сама же миссия выглядела так. Н-1 выводит на траекторию полёта к Луне комплекс из лунного орбитального корабля «Союз—ЛОК», посадочного лунного корабля (ЛК) и блока «Д». При подлёте к Луне при помощи блока «Д» связка «Союз—ЛОК» + ЛК + блок «Д» тормозилась для выхода на орбиту спутника. Затем один из двух космонавтов, находившихся на борту, через открытый космос переходил в ЛК.

ЛОК отделялся, и блок «Д» тормозил бόльшую часть скорости перед посадкой на Луну. После его отделения ЛК, уже при помощи собственной двигательной установки, должен был сесть на поверхность. Ура! Первый советский человек на Луне!

Собрав образцы, сделав фотоснимки, установив на Луне научное оборудование, космонавт возвращался в ЛК и взлетал с Луны. На орбите спутника он стыковался с ЛОКом. После стыковки космонавт вновь через космос переходил в ЛОК, затем следовал старт ЛОКа к Земле. Это в общих словах; в действительности всё было куда сложнее. До самой отмены программы Н1—Л3 планировалась изначальная доставка на Луну запасного ЛК и лунохода предварительного изучения местности, наведения корабля и перемещения между ЛК в случае необходимости.

Данная схема выглядела красиво. Но, в любом случае, требовалась отработка многих её элементов. Базовые «Союзы» —7К—ОК, которые когда-то создавались по начальному постановлению, находились уже в высокой степени готовности. Скоро нужно было начинать их лётные испытания. Так что логично: именно им предстояло испытать многие элементы, связанные с миссией. А поскольку они были частично унифицированы с ЛОКом, их лётные испытания априори помогали нашей лунной программе.

Также на их базе был сформирован ещё один вариант, получившей индекс 7К-Л1. Дело в том, что к КБ Челомея разрабатывался носитель УР-500, грузоподъёмность которого планировали довести до 18 тонн. При помощи блока «Д» он мог отправить к Луне порядка 5,5 тонн. К сожалению, базовый 7К весил за 6 тонн. Но отказавшись от бытового отсека экипажа и проведя определённые усовершенствования, создали модификацию корабля, которая укладывалась в возможности УР-500. Именно она и получила название 7К-Л1.

Тем временем, к 1966 году стало окончательно ясно, что в космосе мы начинаем отставать. Вскоре после полёта «Вохода-2» в марте 1965 года в пилотируемой космонавтике наступила пора «Джемини» – одной из самых быстрых и эффективных программ в истории. Шутка ли – десять пилотируемых полётов всего за полтора года, с конца марта 1965-го по ноябрь 1966-го! И какие это были полёты! Несколько выходов в открытый космос, сближение с мишенями и стыковка с последней ступенью ракеты, полёт длительностью почти в две недели и отработка индивидуального ранца астронавта для передвижения в открытом космосе.

Всё это было чрезвычайно полезно, интересно и политически эффектно, хотя и дорого. По сути, для «обкатки» этих элементов в ожидании разработки «Аполлона» США создали отдельный космический корабль, который потом больше не планировали использовать. Но деньги ради достижения Луны на тот момент, похоже, считать перестали.

Наши инженеры понимали, что США получают бесценный опыт, которого у СССР пока нет, а многие советские политики никак не могли взять в толк, как мы умудрились всего за один год растерять весь приоритет. Дело осложнялось ещё и тем, что тогда достижения в космосе порой измерялись исключительно числом отправленных на орбиту космонавтов, и здесь двухместные «Джемини» легко набирали очки.

Ситуация, понятно, прогнозировалась ещё до 1965 года, и такое положение дел не нравилось очень многим в отрасли. Вот только выход был непрост.

Все понимали, что раньше 1967 года пилотируемый «Союз» никак не стартует; между полётами образовывалась весьма приличная дыра. Отчасти пробел можно было заполнить дополнительными пусками «Восходов». Они были не столь совершенны, как «Джемини», но и на них можно было провести много интересных экспериментов. Одним из сторонников такого решения являлся помощник Главнокомандующего ВВС по космосу Николай Петрович Каманин. Королёв поддержал эту инициативу, и в ОКБ-1 началась проработка полётных программ ещё четырёх «Восходов».