К мирной жизни быстро привыкаешь, казалось, так будет всегда, но в один из дней ситуация круто изменилась. Бомбёжки, взрывы снарядов, треск автоматных очередей.
В конце октября 1942 года немцы взяли посёлок. От звуков гортанной чужой речи, тело Веры покрывалось мурашками, её трясло от мысли, что на этот раз её жизнь и жизни девочек оборвутся.
В ожидании появления у дома местных полицаев, молча готовилась к самому худшему. Даже мысль о том, что они внешне почти не отличаются от местных кабардинок, не снимала напряжения. А если отправят на допрос?
Бабушку по внешности сразу вычислят, а начнут допрашивать она не выдержит, признается,
– Да! Мы беженцы. С Украины мы.
В госпиталь ходила только Шура, узнать какие новости. Когда, через пару дней первая боль страха прошла, они с удивлением заметили, никто из соседей-кабардинцев и не думают выдавать полевой жандармерии этих пришлых «русских». Так прошло ещё несколько дней.
Ранним утром у калитки дома резко заскрипел тормозами автомобиль, вышел немецкий унтер-офицер и два солдата с автоматами. Подошли к калитке дома.
Шура глянула на побледневшую Веру, молча развернулась и пошла к немцам открыть калитку. Оттолкнув плечом белокурую девушку, немцы вошли в дом. Унтер, не обращая ни на кого внимания, стал ходить по комнатам, осматривать всё. Солдаты спустились в подвал, потом вышли во двор, заглянули в сарай с хламом и вернулись к машине в ожидание приказа.
Унтер изобразил довольную улыбку и на ломаном русском, спросил, кто ещё здесь есть?
Получив отрицательный ответ, похвалил Шуру за порядок в доме и сообщил, – дом отдан старшему офицеру и его денщику. Если будут вести себя тихо, соблюдать «Орднунг», следить за порядком, чисто мыть клозет, «их наружу выгнат нет».
Унтер выбрал лучшую, изолированную комнату, солдаты занесли вещи, всё разложили, застелил постель для Оберста и уехали.
Наши беженки просто оторопели от такой ситуации. Это что же за судьбинушка такая? Что же это такое, в Ессентуках были на волоске от смерти, ушли как Колобок от волка, чтобы опять попасть в его злобную пасть.
Испытав первый шок, они едва нашли в себе силы дойти до стола, сесть, собрать волю в кулак и обсудить безвыходную ситуацию.
Нет уж, сдаваться не будем, будем чистить им туалет, соблюдать Орднунг и не показываться на глаза. Разработали строгие правила, которые должны помочь спастись, а дальше, что будет то будет.
Блондинка Шура должна была сказать, что девочки её дочки. Девочкам строго наказали тётю Шуру называть мамой, а маму «тётей Верой». Девочки в такой ситуации взрослели быстро, не по годам. Твёрдо уяснили, что при появлении немецкого офицера, быстро прошмыгнуть мышками, исчезнуть и затихнуть.
Основная проблема складывалась вокруг бабушки Златы Шмулевны, её характерная внешность в сочетании с явно выраженным «одесским» акцентом сдавали её по полной. Перебрали разные варианты, но потом просто отселили её во двор, в летнюю кухню и запретили вообще открывать рот, произносить слова. С этого часа она глухонемая, слабовидящая старуха.
Вере лучше рано уходить в госпиталь и возвращаться по темноте. Госпиталь во время оккупации не закрыли, врачи и персонал продолжали работать.
Планы, это всегда хорошо, только реальная ситуация чаще развивается по третьему, непредсказуемому сценарию. Поселившейся немецкий офицер, в первый же вечер попросил всех выйти и представиться. Скользнув взглядом по Вере и Шуре, он очень обрадовался при виде двух очаровательных девочек. Они напомнили ему двух deutsches Madchen, его дочурок, живущих в Саксонии. Офицер проникся к ним отеческой заботой, сразу поручил своему денщику следить за чистотой детской одежды и особенно обувью. Уж очень он хотел видеть в ней. Возвращался со службы, поужинает, посадит на колени маленькую Наточку, угощает хлебом с маслом, шоколадом. Достанет семейную фотографию, показывает и что-то говорит на немецком.
Вера подслушивала и перевела, что говорит офицер. У него в Германии такие же две девочки, он их любит и очень скучает. Говорит, уже скоро война закончится, к нему в этот посёлок приедет жена с детьми и он обязательно познакомит Наточку со своими дочками. Офицер хоть на часок хотел воссоздать себе традиционный семейный уют. Забывался, что вдалеко от своего родного дома, но совсем рядом со смертью.
Жизнь под одной крышей с нацистом усложняла ситуацию. Ребёнок мог что-то сболтнуть лишнее и тогда всё могло рухнуть в момент. Шура, с замиранием сердца наблюдая со стороны за сидящими на коленях у офицера дочками. В такие моменты ей мерещилось, как прибегает денщик, нервно что-то докладывает офицеру, тот брезгливо отшвыривает девочек.
Читать дальше