Алексей Толпыго: Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

Кстати сказать, запрет на обсуждение «аграрного вопроса» вполне можно защищать. В любом обществе не слишком желательно поднимать такой острый вопрос, как вопрос о переделе земельной собственности; а в пылающей Франции 1793-го года… пожалуй, и впрямь лучше было пригрозить смертью подобным смутьянам, чем допускать поджоги и убийства.

Жозеф де Местр писал, что «можно ставить тысячу против одного», что никакого города-столицы никогда не построят, а если даже построят, то не на том месте, и называться он будет иначе. В последнем (но только в последнем) он, пожалуй, оказался прав, поскольку Джорджтаун, как первоначально назвали столицу, действительно был переименован в Вашингтон.

Здесь уместно будет упомянуть, что на полстолетия позже Алексис де Токвиль оценивал положение Европы так:

«Сейчас есть только два народа. Россия – по-прежнему варварская страна, но она великая. Вторая молодая нация – это Америка. Будущее лежит между двумя этими великими мирами. Когда-нибудь они столкнутся, и тогда мы увидим такую борьбу, о которой прошлое не имело ни малейшего представления…» (из книги «Демократия в Америке»).

Впрочем, это сейчас мы говорим: «Мари-Жозеф, брат великого Андре Шенье». А тогда говорили, напротив: «Несчастный Андре Шенье, брат депутата…» Приоритеты меняются.

Через много лет молодой Адольф Тьер (в будущем палач Парижской коммуны и глава правительства Третьей Республики) спросит престарелого Талейрана: отчего он все говорит о женщинах, а не о политике? – Талейран ответил: «Но ведь женщины и есть политика».

Тут Шенье даже и не лгал. Действительно, для эмигрантов Талейран был врагом.

В данном случае говорить о предательстве нужно с большими оговорками, поскольку речь шла не о свержении правительства, а о заговоре одной части правительства против другой: трех директоров против двух других. Талейран мог только выбирать, какую сторону он поддержит, и со свойственной ему проницательностью он поставил на победителей.

Зафиксирован даже случай, когда он вернул польским магнатам сумму в 4 миллиона. Наполеон в определенный момент собирался восстановить польское государство. Талейран потребовал за это от магнатов 4 миллиона. Они спешно собрали в складчину эту сумму. Талейран действительно подготовил для императора соответствующий доклад, но тем временем обстоятельства изменились. Наполеон вступил в союз с русским царем и отказался от своего намерения. Талейран вернул деньги.

В другом аналогичном случае Талейран вернул 700 тысяч городу Гамбургу. Но конечно, это было нетипично, ибо чаще всего он, разумеется, выполнял обещанное и оставлял себе деньги.

Герцен в «Былом и думах» описывает такую ситуацию: ему надо было дать взятку какому-то чиновнику; деньги надо было давать вперед, и Александр Иванович выразил некоторое колебание:

«– Да исполнит ли он обещанное?

– Ну, этого у них никогда не бывало, чтоб долг чести не исполнить, – отвечал посредник с обиженным видом», – рассказывает Герцен, завершая рассказ тем, что «чиновник оказался прав; секретарь исполнил долг чести».

Еще раз напомню, что деятели Французской революции очень охотно пользовались античными аналогиями. Себя они видели как бы деятелями великой Римской республики, и потому в Карфагене, этом великом торговом городе и смертельном враге Рима, они видели «Англию, перенесенную на двадцать столетий назад».

В скобках заметим, что обе они происходили из заморских территорий. Родиной Катрин был торговый порт Транкебар в Индии; креолка Жозефина родилась на одном из островов Карибского моря.

«Цезарю подарили державу Санчо Пансы!» – с горечью пишет об этом французский историк.

Барер, видимо, верил. Кстати сказать, его республиканские убеждения стоили ему жены: она его убеждений не разделяла и ушла от него.

Мои читатели, несомненно, вспомнят, что украинские партии именуются не иначе как «Блок Петра Порошенко», «Радикальная партия Ляшко» и так далее, и тому подобное.

Точно так же сто лет спустя поступил один из героев Мопассана, который вдобавок разделил свою простецкую фамилию «Дюруа» пополам и стал, как истый аристократ, подписываться «Жорж дю Руа де Кантель».