Рустем Вахитов - Революция, которая спасла Россию

Современный французский либеральный или тем более консервативный политик, будучи законопослушным буржуа и добрым католиком, может не одобрять террористические методы якобинцев и осуждать их гонения на церковь, но ему в голову не придет на основе этого вычеркивать 14 июля из списка национальных праздников и заявлять, что революция была одним сплошным кошмаром и катастрофой. Напротив, 14 июля он встанет под трехцветный флаг, под которым гильотинировали аристократов – это называлось «превентивной борьбой с будущими врагами Республики» – и будет подпевать оркестру, играющему «Марсельезу», гимн революционеров-санкюлотов, под который в свое время расстреливали католических священников. И он это будет делать не потому, что он не обладает исторической памятью или здравым смыслом, а, напротив, в силу наличия у него этих самых здравого смысла и исторической памяти. Ведь великая революция положила начало современной Франции, той самой Франции, где потомки дворян и крестьян и ремесленников-санкюлотов обладают равными правами, где людей не секут на конюшне за то, что они не сняли вовремя шляпу перед высокородным сеньором, где можно исповедовать любую религию или не исповедовать никакой без риска оказаться в застенке, а то и на костре инквизиции «матушки – католической церкви», где новые механизмы и просвещение народа не объявляются бесовскими выдумками и церковные органы не накладывают запреты на научные исследования, где, наконец, для того чтобы получить полноценное образование, не надо иметь среди предков дружинников Карла Великого. И, кроме того, под трехцветным знаменем Революции не только казнили аристократов, но и с блеском побеждали в боях в Италии, в Египте, под Аустерлицем, приумножая славу Франции и присовокупляя к победам Королевства не менее, а иногда и более славные победы Республики и Империи. И «Марсельеза» звучала не только при расстрелах священников во времена террора, но и тогда, когда Франция, обновившаяся и омолодившаяся в огне революции, стала одной из ведущих европейских, да и мировых держав.

Разумеется, современный французский либерал и уж тем более консерватор не видит дореволюционную историю Франции в одних лишь черных красках, он ценит красоту фресок и витражей средневековых соборов, великолепие Лувра и Версаля. Революционные страсти давно схлынули, и он не будет морализировать по тому поводу, что, пока аристократия сорила деньгами во дворцах, в хижинах от голода умирали бедняки, хотя это подлинная правда. Он даже искренне вздохнет о жертвах и жестокостях революции и, может, поиронизирует над наивностью якобинцев, веривших, что после революции наступит Царство Свободы и Разума, в котором все социально-политические и экономические проблемы сами собой решатся. Но не более, потому что он понимает, что таковы законы истории. Нигде и никогда общество не переходило от средневекового типа организации к современному без политических жестокостей и идеологических утопий. И моральные принципы он не станет подменять глупым, хоть и эффектным морализаторством. Он понимает, что абсурдно и антиисторично вычеркивать революцию, забывать ее победы, выпячивать ее грехи и вздыхать по «Франции, которую потеряли». Он любит Родину такой, какой она досталось ему от отцов и дедов, и ради невыполнимого желания второй раз войти в Гераклитову реку Истории не станет разрушать реальное настоящее на потеху и к вящей выгоде врагов Родины.

7 ноября в России, как и 14 июля во Франции, – это праздник отсчета качественно нового, современного этапа истории страны. Действительно, с революции Октября 1917-го перестала существовать старая Россия – с царями Освободителями и царями Палкиными, с дворянами, проматывающими крестьянским потом заработанное в Ниццах и Баден-Баденах, с университетами, практически закрытыми для простолюдинов и инородцев, с унизительным именованием нерусских подданных «инородцами», с указом о «кухаркиных детях», с протестом Священного Синода против строительства в Москве метро в начале XX в., так как, по мнению тогдашних членов Синода, «под землей может быть только ад».

Империя эта ушла в небытие. И не благодаря воле большевиков, которые, кстати, были одной из самых малочисленных партий до революции и в Февральском перевороте, покончившем с монархией, фактически участия не принимали. И даже не благодаря усилиям антимонархистов-либералов, английской и французской разведок и пресловутых «зловредных масонов». Просто государство старого типа сгнило до основания, полностью утеряло свою легитимность в глазах народа, перестало отвечать вызовам нового времени, что показали неудачи и русско-японской и русско-германской войн и массовое предательство монархии всеми слоями населения – от генералитета до солдат. Иначе не объяснить, почему трехсотлетняя монархия Романовых, по выражению философа Василия Розанова, «слиняла за три дня». Старая Россия была обречена, и она рухнула при полнейшем равнодушии ее подданных.