Рустем Вахитов - Революция, которая спасла Россию

Подведем итоги. Октябрьская революция 1917–1922 гг. была фокусом, в котором скрестились две революции – большевистская, марксистско-социалистическая, и крестьянская, патриархально-общинная, единые в своем неприятии капитализма. Их итогом стала не только разруха, про которую теперь только и говорят антисоветчики и антикоммунисты, но и общее социальное оздоровление России. Были разрешены социальные противоречия, которые изнутри разъедали старую Россию и которые и вызвали революцию. Была ликвидирована старая дворянско-буржуазная прозападная элита, которая к XX в. настолько выродилась, что уже не могла отвечать вызовам времени и вызывала у народа лишь презрение и ненависть. Стала формироваться новая элита, которую составляли выходцы из наиболее пассионарных низших слоев общества. Открылся путь для исторических свершений, которые суждено было осуществить советской цивилизации – своеобразному диалектическому синтезу модернистского проекта большевиков и общинного проекта крестьянства, как это прекрасно показал С.Г. Кара-Мурза. Но для этого должны были произойти коллективизация и индустриализация, принесшие крестьянский общинный дух в города, сталинские чистки в партии, покончившие с космополитическими ориентациями на мировую революцию и приведшие к власти прагматичных и патриотичных строителей новой социалистической Великой России. Октябрьская революция, таким образом, создала почву для преодоления Россией цивилизационного кризиса начала века и для иного, небуржуазного, пути модернизации.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Поэтому все столь любимые нашими антисоветчиками рассуждения о том, что бы было с Россией, если бы не Ленин и большевики, по большому счету глубоко антиисторичны. Конечно, сии богато одаренные фантазией господа могут сколько угодно тешить себя миражами преуспевающей демократической Российской республики с кадетом Милюковым в качестве президента или не менее преуспевающей Российской империи с царем Алексеем Вторым в качестве конституционного монарха – все это обнаруживает лишь их крайне слабое понимание специфики исторического процесса. Феномены такого масштаба, как обрушение великой империи, революция и гражданская война, не вызываются волей одного или нескольких, пусть даже самых гениальных и облеченных высшей властью людей. Естественно, есть границы и у исторического детерминизма, и определенные события могут варьироваться в силу влияния личностей, но общие тенденции остаются неизменными.

Существеннейших трансформаций общественной жизни в России начала XX в. не могло не быть. Российская империя была странным и противоречивым образованием, уродливо сочетавшим в себе архаику и модерн. Государственное православие здесь соседствовало с официально разрешенной проституцией, с которой имело доходы государство, называвшее себя православным. Полуфеодальная экономика и средневеково-сословное государство соседствовало с одной из наиболее передовых в Европе интеллигенций, «пропустивших сквозь себя» ультрасовременные европейские идеи – от марксизма до нового религиозного сознания. Эти противоречия были настолько остры, что такая империя была обречена. Она пережила саму себя и никому не была нужна. В Феврале никто даже не попытался ее защитить. Будущие белые генералы, затем с отчаянной злобой боровшиеся с большевиками, не вывели войска для защиты императора. Церковь спокойно приняла крах монархии, и в храмах слышались здравицы временному правительству. Революционным энтузиазмом были охвачены все – от простого солдата до великого князя. Собственно, большевики и не принимали сколько-нибудь заметного участия в февральских событиях. Русская монархия рухнула фактически не по вине большевиков. Как убедительно доказано историками на сегодняшний день, Февраль был детищем проанглийски и профранцузски настроенных политиков, прежде всего кадетов и кругов высшей аристократии, желающих свержения Николая II. Историк Г.В. Вернадский указывал, что готовившийся дворцовый переворот не состоялся только потому, что его сорвали беспорядки среди рабочих и солдат в Петрограде.

Конечно, большевики, наряду с другими партиями и вообще широкими кругами интеллигенции и общественности, настроенными негативно по отношению к русскому самодержавию, внесли свой вклад в расшатывание и без того прогнивших устоев империи Романовых. Но вряд ли этот вклад был решающим. Революция 1905 г., которая стала своеобразной прелюдией Февраля 17-го, была начата партиями умеренно либерального толка. Партия большевиков, правда, ярко заявила о себе во время Московского восстания 1905 г., но в результате столыпинской реакции она и пострадала больше других. Многие организации большевиков были разгромлены, вожди партии оказались за границей, в эмиграции, и имели весьма ограниченные средства, для того чтоб повлиять на события в России. Неудивительно, что Ленин не предвидел близкие революционные потрясения в России: еще в 1916 г., за несколько месяцев до Февраля, он заявил на социал-демократическом совещании в Швейцарии, что он, как представитель старшего поколения, вероятно, не доживет до падения русского самодержавия…