Александр Марданов - 1942. Воздушная война в Заполярье. Книга первая (1 января – 30 июня).

Об этом воздушном бое поведал в своей книге «Под нами – земля и море» участник боя Сергей Курзенков: «Над линией фронта повадился чуть ли не каждый день летать фашистский корректировщик «Хеншель-126». Он повисал над сопками вблизи передовых позиций наших наземных войск. Стоило фашисту что-нибудь обнаружить, как он немедленно передавал по радио координаты на свои батареи. Начинался артиллерийский обстрел, а «хеншель» продолжал висеть в воздухе, корректируя стрельбу. Очень уж надоел нашим войскам «костыль» – так его прозвали солдаты за уродливый вид, а сбить не могли: «хеншель» нес на себе немало брони. Наконец солдаты обратились к нам:

– Товарищи летчики, сбейте «костыля». Горячее вам солдатское спасибо скажем…

Начали мы гоняться за «хеншелем», но не тут-то было! Подлетим к линии фронта, еще не видим ничего, а он, предупрежденный немецкими постами наблюдения, находящимися на вершинах сопок, как говорится, уже смотал свои удочки. И снова под нашими крыльями проносятся сопки, темнеют ущелья – и никаких признаков «хеншеля». Его и след давно простыл.

4 января 1942 года утром наше звено опять преследовало «хеншеля», но безрезультатно. Полетали мы около часа вдоль линии фронта и несолоно хлебавши – домой. Я летел последним в тройке и ходил позади «челноком», делая небольшие отвороты то влево, то вправо. Над прибрежными скалами у Урагубского залива сделал очередной отворот вправо, и мне стало не по себе… Несколько «мессеров» неслись вслед с черными дымами. Они догоняли нас.

– Сзади справа атакуют «мессера». Иду в лоб! Поддержите! – успел я крикнуть по радио товарищам, бросая самолет в полупереворот.

Фашисты открыли огонь. В мою сторону понеслись цветным градом шарики разных оттенков.

– Не отворачивать! Не отворачивать! – говорил я себе, уткнувшись лицом в оптический прицел. Несколько раз нажимал кнопку, но ни один из четырех реактивных снарядов – «катюш» – не вылетел из-под крыльев. Тогда утопил гашетку пулеметов. Ливнем брызнули трассирующие пули из двенадцати стволов. Самолет лихорадочно дрожал, а я не отпускал кнопку, пока ведущий «мессер» не блеснул в прицеле грязно-голубым тонким фюзеляжем и будто обрубленными крыльями. Крутой разворот скрыл фашиста за сопкой, и след черного дыма повис в воздухе. Я отпустил гашетку. Пулеметы смолкли. Пара «мессеров» пронеслась рядом слева. Бросив взгляд вправо, увидел еще двух «мессершмиттов». Это была пара прикрытия. По спине пробежали холодные мурашки. Не посмотри вправо – быть бы мне сбитому. Я ринулся во вторую лобовую атаку. «Мессеры» не приняли ее. Они разошлись боевыми разворотами: один вправо, другой влево.

Недоброе почувствовал я в этом маневре и быстро повернул голову назад. Так и есть! К моему хвосту пристраивался «мессер» из первой пары. Его желтый нос угрожающе приближался. Скорее ощутив, чем осознав опасность, я рванул истребитель в крутой разворот с таким глубоким креном, что чуть не «прилип» к обрывистым замшелым скалам. Сумасшедший разворот спас меня от гибели, но не спас самолета. Длинная пушечно-пулеметная очередь зацепила правое крыло. Самолет задрожал, крыло покрылось рваными отверстиями. Мое правое бедро пронзила резкая боль. Скрывшись за сопку, немного отдышался и получил возможность оценить обстановку. Она сложилась не в мою пользу. Своих товарищей я не видел, сигналов по радио не слышал. Словом, остался один против четырех истребителей врага. Передышка длилась считаные секунды, а потом началось… Четыре «мессершмитта», замкнув надо мной круг, один за другим падали в пике и не жалели снарядов и пуль. Я только успевал увертываться. Закрывался от трассирующих ливней за сопками, волчком вращаясь вокруг них, нырял с головокружительной скоростью в ущелья, крыльями чуть ли не зацепляя скалы. А фашисты не переставая стреляли, словно их боезапас не иссякал… Жарко мне пришлось в первые минуты неравного боя. Но постепенно «привык», успокоился, стал лучше видеть и на особо нахальных сам переходил в контратаки. Мой истребитель с ревущим мотором несколько раз повисал за хвостами «мессеров». Я фиксировал в прицеле их хищные силуэты с черными крестами, нажимал гашетку – пулеметы молчали. Трудно передать мое состояние: все двенадцать пулеметов вышли из строя. Вероятно, была разбита воздухосистема пневматического спуска пулеметов, и я оказался безоружным. Фашисты, наверное, догадались, почему не стреляю, и, обнаглев, усилили атаки. Бешено крутился вокруг сопок мой истребитель. Я носился вдоль ущелий, успевая увертываться от снарядов, пуль и от гранитных скал, которые и защищали, и каждую секунду грозили смертью.