Леван Бердзенишвили - Святая мгла (Последние дни ГУЛАГа)

Как-то раз в традиционном зонном споре, происходящем между театралами, о том, кто лучше исполнял роль Отелло в пятидесятые годы, когда на всех советских сценах от Архангельска до Владивостока гремел народный артист СССР Акакий Хорава (конечно, это были сталинские дела) или также народный артист СССР Ваграм Папазян (между прочим, Яго в исполнении Акакия Васадзе единогласно признавали все), я пошутил: мол, сколько бы вы ни спорили, самым великим актером я лично считаю Аркадия. Именно тогда наш товарищ по зоне, психолог Борис Манилович, переделал фамилию Аркадия на еврейский лад, чтоб она звучала как фамилия признанного деятеля искусств: «Дудкинд» (в антисоветской публике весьма высоким авторитетом пользовался друг Иосифа Бродского, литератор Ефим Григорьевич Эткинд).

Фактически Аркадий был поэтом. При этом, в отличие от других поэтов, благодарным поэтом. Добыв с помощью артистического мастерства махорки, свернув ее в оторванный от «Известий» клочок бумаги и закурив, он в благодарность тут же начинал рассказывать забавную историю.

– Однажды сидел я в танке. Я же танкистом был! Так вот, сижу, значит, я в танке и вижу, немцы тремя «тиграми» идут. Происходит это на подступах к Берлину, рядом со мной шел танк грузинского лейтенанта Махарашвили, ну, знаешь, сын старика. Идут немцы тремя «тиграми» и кричат: «Аркадий, хендехох!» По-немецки кричат. Немцы на трех танках. У меня был Т-34, а у них – «тигры», я был львом, а они тиграми. Сын старика, бедный Махарашвили, волком был. Они кричат мне «хендехох», то есть руки вверх, и я крикнул им: «Их бин Аркадий, их нихт хендехох, их бин убивен зи, швайн фрицен, явол!», я вас всех перестреляю, значит, немецкие свиньи. Выстрелил немецкий танк, угодил мне в левый бок и крикнул: «Я, я!» Я выстрелил и убил одного «тигра». Второго «тигра» Махарашвили убил, сын усатого старика. Двинулся третий «тигр». Не могу его остановить, идет и идет. Убил Махарашвили. Идет и вот-вот собьет меня. Стреляю и стреляю, но он не умирает! Оказывается, в танке сам Гитлер сидит. Я понял, что мне уже не спастись и крикнул: «За Родину, за Сталина!» Выпустил я из танка крылья и полетел, очень высоко взлетел, выше солнца поднялся!

Аркадий Дудкин должен был освободиться 13 мая 1987 года. 12 мая он скончался. В соответствии с местной традицией администрация зоны разула его и предала безымянной могиле, так что на встречу со своим братом-героем, чью роль Аркадий с успехом исполнял всю жизнь, он пошел босым.

Гриша Фельдман был самым жизнерадостным и бодрым человеком из тех ста пятидесяти заключенных нашей зоны, с которыми мне довелось «сидеть». Он был арестован за антисоветскую агитацию и пропаганду в 1982 году и приговорен к шести годам заключения. Он был евреем, имел среднее образование, работал электриком в железнодорожной больнице в городе Конотопе Сумской области Украины. Он ничего особенного не совершил, просто был евреем, и в войне с арабами болел за Израиль, и только об этом и говорил – и до ареста, и после.

Если, бывало, спросишь его: «Как поживаешь?» – он бодро отвечал: «Автоматы имеются, пули принесут, и арабам будет да-да-да-да-да!» Виртуальный автомат держали явно опытные руки, и направление арабов тоже было идейно верно подобрано: Гриша целился в агитационную часть административного корпуса, полную мудрых надписей, среди которых были и такие: «Хлеб – всему голова!» (какое отношение имела эта мудрость к государственным преступникам, так и не удалось установить) и «Лучше думать до, чем после! Демокрит». Как специалист по античной литературе я с полной ответственностью заявляю, что никогда нигде Демокрит ничего подобного не говорил, хотя у администрации зоны и, в частности, у отца идеологии полковника Ганиченко были на этот счет свои соображения: ему нравилось имя Демокрит: во-первых, потому, что это было дозволенное и материалистическое имя, в отличие, например, от плохого и темного Гераклита, а во-вторых, оно легко ассоциировалось с демократами, а это было наше насмешливое прозвище в зоне – нас, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду, представители администрации, издеваясь, называли именно «демократами». Авторитетный заключенный психолог Борис Манилович толковал высказывание Демокрита следующим образом: Демокрит учит, что если уж собираешься сотрудничать с советской безопасностью, то лучше совершить этот акт до твоего ареста, чем после.

Вечером, во время построения на плацу и переклички, Гриша всегда смотрел вверх. Обычно, как только заключенные собирались, на крышу барака слетались голуби и начинали ворковать – и Гриша смотрел на них теплым и влажным взглядом. Он был всеядным обжорой. Поэтому, когда прошел слух, что Гриша убил и съел голубя, это никого не удивило. Интересны были лишь технические детали – как он подкрался, чем убил, как обработал и, в конце концов, когда зажарил или сварил голубя, вообще – зажарил или сварил или сначала сварил, а потом зажарил? – которые так и остались невыясненными. Одна часть зоны случившееся осмыслила как очередное проявление естественного инстинкта самосохранения, спасения жизни, а вторая, более интеллектуальная часть, как один из новых признаков духовного падения человека. Главное, ни одна часть не сочла, что за содеянное Гришу следовало наказать. Так все полагали до того, как прославленный украинский социалист Фридрих (Фред) Анаденко, автор известной антисоветской книги «От Ленина до Брежнева», не вызвал на вечернюю беседу нас – надежный, по его представлению, состав так называемых «посвященных» – и во время групповой прогулки взад-вперед по двору зоны с выражением и с надлежащими ударениями не прочел своего письма, которое он написал генеральному прокурору Советского Союза: