Евгений Петропавловский - Кровавые снега Суоми. Повесть о Зимней войне

– В общем, в январе нам стало уже не до героических песен, – признался он. – И тем более не до бодрых частушек наподобие тех, что распространяли на специально отпечатанных боевых листках:

– Странно, – удивился я. – Если положение на фронте печальное, откуда у народа брались силы сочинять частушки…

– Да это не народные, – пояснил он. – Писатели старались для пропаганды. Видно, им задание спустили сверху. Был такой поэт Александр Прокофьев, его в ту пору часто печатали в газетах – вот по частушечной части в основном он и старался.

…Позже я поискал в Интернете – действительно нашёл немало боевитых прокофьевских «кричалок» в таком духе:

Временами мой сосед надолго прикрывал глаза, точно желал отгородить зыбкие картинки прошлого от всех видимых помех внешнего мира, однако рассказа своего не прерывал:

– Бесконечная полярная ночь, постоянная угроза нападения из заснеженной чащобы, да ещё боязнь «кукушек» – это действовало на нервы; некоторые из наших в прямом смысле сходили с ума. А ещё мы скоро вконец оголодали – истощены были поголовно. Нам пытались сбрасывать припасы с самолётов, но парашюты уносило ветром очень далеко – где-то там уже были финны; однажды комбат отрядил целый взвод в сторону, куда улетели сброшенные тюки – никто не вернулся… Ещё оставалась у нас лошадь, мы берегли её в качестве неприкосновенного запаса. Наконец не выдержали и перед очередной ночёвкой зарезали. Сварили, на весь батальон разделили: разумеется, там каждому достались сущие крохи. А наутро, кто пораньше успел, на месте забоя лошади подгребли всё: и кишки, и копыта, и обрывки шкуры. Мне досталось лишь немного крови, замёрзшей в снегу: я её аккуратно, вместе со снегом собрал в котелок, потом туда же натолок немного древесной коры и, прокипятив над костром, похлебал это варево. Всё не пустой желудок… А на следующий день пошли мы на прорыв с боем – тут уж о еде и думать забыл: почти двое суток то бегом, то ползком, да под пулями… Как видишь, выжил. Опять повезло.

…По прошествии времени мне удалось отыскать некоторые цифры по 44-й дивизии. Её численность перед вступлением в боевые действия составляла 17500 солдат и офицеров. Вырвалось из окружения 700 человек; сдалось в плен – 1200; остальные погибли. Что касается техники, то замнаркома обороны Л. З. Мехлис телеграфировал Сталину: «…дивизия оставила противнику 79 орудий, 37 танков, 130 станковых пулемётов, 150 ручных пулемётов, 6 миномётов, 150 автомобилей, все радиостанции, весь обоз…»

Потери финнов в боях с 44-й и 163-й дивизиями составили 809 человек убитыми.

– И ещё одно везение получилось у меня, – добавил он, печально покачивая седой головой. – В том, что винтаря своего я не бросил, хоть и патронов у меня уже не осталось: из всех боеприпасов только РГД последнюю в кармане тулупа и держал. Для себя… А тех бойцов, что безоружными из окружения вернулись, очень скоро отправили в лагеря… Но ещё прежде того построили нас на льду озера Васо-Ярви. Прибыли командующий 9-й армией Чуйков и замнаркома Мехлис. И устроили суд над комдивом Виноградовым, начполитотдела Пархоменко и начальником штаба Волковым. Недолго судили, минут тридцать или сорок… А после всех троих расстреляли перед нашим строем…