К 5 часам дня к маршалу Нею стали подходить французские корпуса, и к 7 вечера союзники перешли к обороне. Численный перевес склонился на сторону Наполеона. Он сконцентрировал огонь 80 орудий против центра союзников в районе деревни Кайе, а атака его гвардии отбросила союзные войска на исходные позиции. К ночи позиции русско-прусских войск оказались охвачены численно превосходившим врагом с обоих флангов.
Более того, корпус генерала Лористона выбил пруссаков Клейста из Лейпцига, что создавало угрозу обхода союзной армии с севера и потери сообщения с рекой Эльбой и, соответственно, с базами снабжения. В такой непростой ситуации главнокомандующий союзников Витгенштейн обратился к монархам, бывшим при армии, с просьбой дать санкцию на отступление их войск.
Витгенштейна потом много критиковали за то, что он из-за трений с Милорадовичем не использовал его 12 тысячный корпус, расположенный у Цейца, и тем ослабил войска союзников. Более того, прусский военачальник Гнейзенау писал потом, что «…основная идея боя была хороша, а вот распоряжения плохи. Союзники потеряли много времени на мелочное развёртывание войск вместо того, чтобы внезапно атаковать застигнутого врасплох неприятеля.»
Считается, что французам победа могла «стоить» 2.757 убитыми (в том числе, дивизионный генерал Гуре), 16.898 ранеными, 800 человек попали в плен. Большие потери французов объясняются тем что им приходилось атаковать противника у которого было заметно больше артиллерии.
Союзники лишились: русские – 259 офицеров и 2.856 солдат, а пруссаки – 8 тыс. Кроме того, ок. тысячи раненых из союзных войск из-за нехватки подвод так и остались помирать на поле сражения. Это – так сказать официальные данные. В тоже время, согласно показаниям одного из русских генералов – Евгения Вюртембергского – только в его 2-м пехотном корпусе выбыло 1.720 чел.
У пруссаков спустя месяц умер от раны генерал Шарнхорст, внёсший большой вклад в подъём национально-освободительного движения в Пруссии и реформирование ее армии после краха в войне 1806 г.
После этой неудачи положение Витгенштейна как командующего оказалось «подвешенным»: ему пришлось впервые противостоять самому Наполеону, а не его маршалам, причём, командуя не только русскими войсками, но и прусскими соединениями, которых он совершенно не знал. Он был лишён самостоятельности, вынужденный обо всех своих действиях доносить императору и прусскому королю и получать их высочайшее согласия. Тогда как лукавый Александр I, по рассказам очевидцев, предпочитал не брать на себя ответственность на поле боя, как бы оставляя все на «усмотрение» назначенного им главнокомандующим Витгенштейна.
В тоже время, несмотря на то, что союзные войска отступили перед Наполеоном, тем не менее, тот не смог разгромить их, не имея достаточных кавалерийских сил для преследования. Поэтому в России результат битвы был поначалу официально представлен как победа. Державин даже написал оду на «люценскую победу», генерал Витгенштейн был удостоен царём высшего ордена Св. Андрея Первозванного, а прусский фельдмаршал Блюхер получил орден Св. Георгия 2-го класса – награду полководческого масштаба.
На следующий день, 3 мая, союзники, хоть и обескураженные неудачным развитием дела в самом начале их очередной войны с «корсиканским чудовищем», но в относительном порядке отступили тремя колоннами. Небольшая часть прусских войск под началом Бюлова пошла на Мейссен, чтобы закрыть направление на Берлин. Его преследовал Ней во главе целых трех корпусов (ок. 60 тыс.), поскольку Наполеон неверно посчитал, что к Берлину ушли основные силы пруссаков. Тогда как русские ретировались через Вальдгейм на Дрезден. Артиллерия и обозы также ушли на Дрезден, но через Хемниц и Фрайберг.
Сдерживал врага в арьергарде корпус Милорадовича, не участвовавший в сражении. За удачное исполнение поставленной ему нелегкой задачи (арьергардные бои – самые тяжелые) Милорадович получил от царя графское достоинство.
8 мая русские оставили Дрезден и переправились за Эльбу. Саксония снова оказалась под властью Наполеона.
За исключением небольших сил Бюлова, остальные части союзников направились в Силезию, так как необходимо было находиться вблизи от Австрии, с которой уже велись переговоры о вступлении в союз.
После поражения при Лютцене союзники успели восполнить свои потери за счет подошедшего 13-тысячного русского корпуса Барклая-де-Толли, который высвободился после падения крепости Торн и 6—7 тыс. резервов. Таким образом, русско-прусская армия стала даже сильнее, чем была в сражении при Лютцене: теперь у них было до 96 тыс. штыков и сабель.
Читать дальше