Роман Игнатов - Криминальные очерки. Книга III

Когда коронер задал вопрос Кэтрин, помнит ли она имя иностранца, та ответила, что не запомнила его. Кэтрин добавила, что Элиза Гримвуд называла его «мой усатый Антонио» или «мой усатый Дон». После этого уточнения, следствие стало сомневаться в истинности показаний Кэтрин Эдвин. И дело тут даже не в том, что по показаниям других свидетелей у иностранца не было усов, их в конце концов можно было сбрить. Вызывало сомнение история с предложением выйти замужества. Масло в огонь подлила служанка Элизы Гримвуд – Мэри Гловер. Девушка категорически отрицала сам факт знакомства Кэтрин Эдвин с Элизой Гримвуд! Мэри знала всех подруг Элизы и назвала их имена. Также она отметила, что иногда Элиза собирала своих подруг у них в гостиной, но Кэтрин Эдвин никогда не было в их доме. Мэри Гловер никогда не слышала, чтобы Элиза рассказывала о сделанном ей предложении выйти замуж. Служанка до того была уверена, что показания Кэтрин Эдвин ложь от начала до конца, и просила вывести её из свидетелей, если полиция посчитает показания Кэтрин Эдвин правдивыми. Мы не будем сейчас вдаваться в подробности того, как можно об этом просить следствие, но факт такого заявления весьма красноречив – Мэри Гловер была уверена, что Кэтрин Эдвин лжёт. В отличии от коронера, не испытал большого энтузиазма по поводу показаний Эдвин и детектив Филд. Интересен ещё один момент с Мэри Гловер. Детектив Филд поинтересовался, услышала бы Мэри Гловер крик на улице. Этот вопрос был задан не спроста. Как мы помним, свидетель Джон Оуэн говорил о том, что неизвестный молодой человек кричал на улице. Мэри Гловер заявила, что наверняка бы услышала подобный крик. В конечном итоге, следствие пришло к выводу, что показания Кэтрин Эдвин «не совсем точны», т.е. девушка вполне вероятно могла видеть иностранца в обществе Элизы Гримвуд, но история с ножом – ложь.

Пока дела у следствия шли не очень хорошо. В качестве подозреваемого был только Уильям Хаббард, но сам детектив Филд не считал его убийцей. В конце концов было решено сделать очную ставку между Хаббардам и Оуэном. Там полицию ждал ещё один удар. Оуэн не смог опознать в Хаббарда, а показал на совсем другого человека. Не будем утомлять читателя, а скажем, что в конечном итоге все показания Джона Оуэна были признаны ложными. Он путался в датах, не помнил людей и говорил заранее ложные вещи. В те времена ещё не было такой науки как психиатрия, но ни у кого не оставляло сомнений, что Джон Оуэн был психически болен.

Так следствие осталось без свидетелей. Хаббард был пока под подозрением, таинственный иностранец так и остался, извините за тавтологию, таинственным, как произошло ещё одно событие перевернувшее следствие с ног на голову. Детектив Чарльз Филд получил весьма интересное письмо. Вот небольшая его часть:

«Госуэлл-стрит, 8 июня 1838 г.

Сэр, – хоть и с величайшей неохотой, но чувство долга, которое я испытываю перед каждым существом, и эта справедливость может быть достигнута, заставляет меня нарушить мое молчание, касающееся печальной смерти Элизы Гримвуд. С тех пор, как было совершено ужасное деяние, у меня были публичные отпечатки пальцев, и я присутствовал на расследовании всякий раз, когда мог получить допуск, хотя и замаскировался, но до сих пор хранил молчание. Я тот человек, который сопровождал Элизу Гримвуд домой в ту ночь из театра «Strand».»

Далее автор письма, который подписался как Джон Уолтер Кавендиш, описывал произошедшие события. Он намеревался провести ночь с Элизой, но когда они прибыли к ней домой, то между ними произошла ссора. Во время ссоры к ним в комнату ворвался разъярённый Хаббард и закричал: «Ублюдок, я сделаю тебя!». С этими словами он кинулся на него и между ними завязалась драка. Во время драки Хаббард сорвал золотой перстень с руки автора письма. Автор письма постарался поскорее убраться из дома Хаббарда и впопыхах забыл чёрные перчатки. Автор писал, что сбрил бакенбарды, чтобы его не опознал Хаббард. Также он периодически подъезжал к дому Хаббарда и наблюдал там за действиями полиции. Также в письме Кавендиш рассказал, что он англичанин, но из-за его смуглой кожи его иногда принимают за иностранца. В конце концов, боясь, что Хаббард избежит правосудия, он и решил написать это признательное письмо.

Это письмо действительно выглядело многообещающим. Однако детектив Филд отметил несколько неточностей. Во-первых, рассказ Кавендиша о громкой и шумной драке не согласуется с показаниями той же Мэри Гловер, которая не слышала никакого шума. Во-вторых, было странно, что Кавендиш указал своё полное имя, улицу, но не указал номер дома. Это выглядело подозрительно. Но был и другой важный момент – на месте убийства и правда были обнаружены перчатки, никому не сообщалось. Эта была та улика, которая могла помочь в поиске настоящего убийцы. Но и тут была не точность. Перчатки, обнаруженные в доме Хаббарда были бледно-лилового цвета, а Кавендиш же писал о черных. И всё же это письмо было важным. Его автор действительно мог оказаться убийцей или быть свидетелем убийства. Он мог перепутать цвет перчаток и немного исказить факты, но его непременно следовало найти. Вдруг, это он убил Элизу Гримвуд, а сейчас пытается запутать следствие, пустив его по ложному следу, указав на недотёпу Хаббарда? Действия полиции были простыми, но решительными. Прежде всего письмо Кавендиша было опубликовано в газетах. Не надо смеяться мой дорогой читатель! Да, о такой важной улике, как письмо возможного убийцы, взяли и всем рассказали. В газетах стали появляться различные статьи с предположением, кто же такой этот Кавендиш. В полицию стали поступать различные доносы на своих родственников, соседей. Одним словом, лето 1838 года для полиции действительно выдалось жарким. Но стоит отдать должное полиции, а точнее детективу Чарльзу Филду. Он умел создавать себе проблемы, но и умел их достойно преодолевать. Не оставляет сомнений, что это был действительно умный и прозорливый полицейский. Ему не хватало нынешних знаний о криминалистике и ведении уголовного дела, но всё это он с лихвой компенсировал остротой своего ума. Что же такого сделал Чарльз Филд?