Игорь Ягупов: Факультет

6.

Осенняя свежесть из раскрытых окон. Но запах краски все еще чувствуется. Лекция. Альберт Сергеевич читает нам введение в современную советскую литературу:

«Почему современные писатели продолжают писать о войне? Не только потому, что это была трагедия целого народа, трагедия, о которой нельзя забыть, но и потому еще, что это было время героического порыва, высокого духовного взлета отдельной личности и народа в целом. Когда наши люди обнаружили в себе подлинную человечность, величие духа, преданность социалистическим идеалам.

Современная жизнь стала сложнее, противоречивее. И, быть может, обращение к теме войны – это в какой-то мере тоска по одухотворенности, ясности, четкости жизненной позиции. Во время войны многое было проще, жизненную позицию легче было определить. Это тоска и по нравственному максимализму в людях».

Да, как говаривала мамаша Кураж, в мирное время человечество растет в ботву. А революция даже еще лучше войны, потому что когда провозглашают революцию, то сражаться за нее идут только желающие. Это уже Марсель Пруст сказал.

А Смирнов все тянет и тянет свою волынку, завораживая нас зловещей, почти детективной ситуацией:

«Поздней осенью 1943 года партизанка Зося Норейко идет на задание в тыл врага. Она пробирается по ночному лесу, страшно боится и все же идет».

У меня ощущение дежа вю. Где-то я это уже слышал. Но где? Подобных книг я явно не читал. Эврика! Это же история про – задери ее – Красную Шапочку!

Чем дальше в лес – тем страшнее. В Смирновской проповеди появляется серый волк: «главное для него – не победа над врагом, а выжить любой ценой…»

Студенты жадно впитывают свежий воздух, заносимый ветерком в аудиторию. Им тут еще нюхать и нюхать. Пять лет пройдут и горы станут песком – только тогда покинут они эти стены. Но об этом никто сейчас не думает: возраст еще не тот.

Стулья в аудитории мягкие, парты зеленые, свежеокрашенные – рассадницы лаковой вони. Студенты чувствуют новую жизнь и себя, в нее входящими. Они вырвались из чего-то, ушли из детства и стоят теперь перед выбором: записывать или не записывать эту чертову лекцию?

Смирнов доходит до пункта поедания Красной Шапочки волком: «и тогда Антон Голубин, боясь разоблачения с ее стороны в будущем, решает избавиться от Зоси». Жуть.

Звенит звонок, и мы на пятнадцать минут избавляемся от Смирнова. Студенты галдят: впереди второй час «пары», а Зося все еще не съедена.

– А мне здесь нравится, – говорю я Олегу Малышкину. – Мне очень нравится здесь.

Олег Малышкин смеется…

7.

У нас с Олегом, наверное, разная ментальность. Да, это точно. На первом курсе нас повезли «на картошку».

– Вы мне понравились в полях,– сказала нам потом в качестве комплимента Людмила Львовна Иванова. – Вы не строили из себя коллектив.

Строить-то мы ничего не строили, но Олежек Малышкин изрядно подпортил там нервы доброй половине из нас. Он родом из Белоруссии. Для них картошка (бульба) – что для украинцев сало, а для русских водка – дело святое.

Мы лениво ползаем по полю: работа у нас на время, а не на результат.

– Ну давайте наберем еще по ведерку? – ноет Олежек.

Когда все, набрав еще по ведру продукта, злобно косясь на Олежку, садятся отдыхать, Олежек просит:

– Ну еще хоть по ведерку, а? Картошка же!

– Отдохнем. Потом!

– А сколько будем отдыхать? – умильно заглядывает в глаза Олежек.

– Полчаса! – рявкают пятнадцать глоток.

– Ой! – Олежку чуть удар не хватил.

– Двадцать минут, – снисходим мы.

– Десять, ладно? – причитает наш картофельный маньяк.

– Пятнадцать!

Олежек затихает. Обстановка стоит нервозная. Кажется, что слышно, как тикают неумолимые часы на Олежкиной руке. Последние минут пять нашего счастья он уже не спускает взгляда с циферблата. И вот: пик, пик, пик.

– Пятнадцать минут прошло, – с трогательной заботой не то о нас, не то о картошке уточняет наш друг.

Да, мы, правда, не были еще тогда коллективом – раз не убили Малышкина прямо там на грядке! Я не знаю, пойду ли я с Олежкой в разведку, но «на картошку» я с ним точно больше не поеду. Никогда!

8.

Зал шумит… Нам вручают студенческие билеты в читальном зале институтской библиотеки. Нас вызывают по одному, и декан жмет нам руки и желает всякому свое.

– Виктория Куклина, – оглашают очередное имя.

По проходу идет красивая девочка с замечательной аккуратной головкой и огромными голубыми глазами.

– Смотри, – шепчет сзади Олег Малышкин, – фамилия – Куклина, и сама на куклу похожа.